Сам город Оруро, по сведениям из различных источников, - дыра дырой. Но с недавних пор там появилась достопримечательность, которая делает его сравнимым с Рио-де-Жанейро. На возвышающемся над городом холме поставили белоснежную Непорочную Деву Сретения с Младенцем, высотой 45 метров. Статуя на пару метров выше и значительно массивней аскетического Христа на Корковадо, но дело не только в этом. Непорочная Дева Сретения суть интерпретация облика Девы Марии. А именно с неё, в конце концов, все и началось.

На сороковой день после рождества Христова и по исполнении дней законного очищения Пречистая Богородица вместе со святым Иосифом пришла из Вифлеема в Иерусалим, по закону Моисееву принеся своего первенца для посвящения Богу. Сретение - это встреча Ветхого и Нового Заветов.

Дева Сретения с сорокадневным Младенцем Иисусом на руках очень популярна в Боливии, да и вообще в Южной Америке. В Оруро, где Дева назначена святой Патроной шахтеров, ей добавили звание Дева Штолен. По-русски не очень благозвучно, но в переводе многое теряется. В оригинале – Virgen de la Candelaria del Socavón. В Европе Дева Сретения в средние века служила покровительницей мореплавателей, и потому именно ее образ привезли с собой из Испании священники августинского Ордена в 1559 году. Имя Канделариа Дева Мария получила по названию городка на Канарских островах, откуда, надо понимать, священники отчаливали в Новый свет. Тем из них, кого воля Божья привела в Оруро, быстро стало понятно, что абсолютная удаленность их новой епархии от водных просторов требовала внести коррективы в профиль патронажа Девы. Где-то в районе 1600 года рукотворный лик Вирхен дель Сокавон появился в виде фрески на стене отшельнической часовни неподалеку от Оруро. Спустя 400 лет поставить ее на пьедестал казалось гениальным ходом. Но континентальным центром паломничества Оруро, вопреки ожиданиям, пока не стал.

Вирхен дель Сокавон, кроме прочего, еще и Патрона знаменитого Орурского Карнавала. Телекамеры стоят на местном «самбадроме» в центре Оруро, но настоящий финиш четырехкилометрового шествия – у алтаря собора, расположенного в ста метрах дальше на горке. Лицедейство, пляски и музыка кончаются, и все участники, а их тысячи, по очереди поднимаются к храму, от входа на коленях ползут к статуэтке Девы, замаливая грехи. И это не театр. Здесь нет игры на публику, потому что нет публики и нет телекамер.

Отправляясь в Оруро, я не знал, что на следующий день проходит первое предшествие карнавала, и первое преклонение коленей перед Девой. Предшествия неправильно считать репетицией, они нужны участникам для настройки на определенную духовную волну. Как в радио, надо покрутить туда-сюда, чтобы поймать чистую трансляцию. Однако не замеченный мной путеводный Луч угас, едва затеплившись. День первого предшествия совпал с третьим днем празднования Всех Святых, а в таких случаях первое предшествие на неделю переносят. Нет никакой возможности для погружения в духовный мир, если народ еще не всплыл из глубин общения с усопшими. Да и с точки зрения чисто физических усилий, плясать, дудеть в трубу или даже бить в барабан на высоте 3700 метров с похмелья невозможно. Пусть ты здесь хоть трижды родился.

Первые впечатления от Оруро значительно превзошли мои ожидания. В том смысле, что это не просто дыра. Это дыра в кубе. Ему ближе до Луны, чем до Рио. Монументальное присутствие Девы положения не спасает. Город придавлен к земле повальной и безнадежной бедностью. Большинство его населения - шахтеры, работающие за гроши. Здесь добывают олово и свинец, которые на мировых рынках стоят дешевле грязи. Шахтеры трудятся на износ, и также на износ пьют и гуляют. Справить полтинник считается у них большой удачей. Если взобраться на холм, город выглядит кляксой, расплывшейся по безнадежно плоскому альтиплано. Я пересекал его по шоссе, железной дороге, на самолете. Днем и ночью, в сушь и в период дождей. Накопленный опыт позволяет высказать суждение. Альтиплано потрясает бескрайними просторами и унылым однообразием пейзажа. Оруро и его обитатели остались в памяти такими же бесцветными и унылыми. Возможно, поэтому именно здесь зародилась традиция карнавала, по пестроте и богатству красок не уступающего карнавалу в Рио.

Но в будний некарнавальный день улицы Оруро выглядели уныло и обшарпанно. Немного краски в толпы прохожих добавляли "красные пончо". Так на альтиплано называют крестьянских активистов и лидеров крестьянских общин. Они неизменно одеты в пончо темно-красных оттенков в черную полоску, которые никому больше носить не позволено. На голове - черная шляпа или шерстяная шапочка пестрых цветов боливийского народного флага "уиппала". Через плечо свернутый кнут, который здесь называют "чикоте". Я поначалу думал, что он для антуража. Но однажды во время очередного крестьянского марша по Ла-Пасу, десяток подогретых и агрессивных подростков начали орать обидные слова и кидаться камнями. Трое "пончиков" взяли их в полукруг, развернули кнуты и без особых усилий загнали в угол, образованный стенами соседних зданий. Там они, помахивая время от времени кнутами, продержали бузотеров минут пятнадцать до приезда полиции. Те сначала матерились и грозились на чем свет стоит, но после нескольких прицельных ударов чикоте сбились в кучку и притихли, а полиции сдались с энтузиазмом.

Получить право носить красное пончо почетно. Оно служит знаком признания зрелости, мудрости и верности традициям аймарских вождей.

Примечание автора

Поэтому на него можно претендовать только после достижения пятидесяти лет (в отличие от шахтеров, крестьяне альтиплано живут долго). Интенсивно пашут лет до девяноста, потом их берут на содержание правнуки. В городах "красные пончо" появляются только группами по четыре-шесть человек и выделяются уверенной и независимой манерой держать себя. Горожане перед ними вольно или невольно расступаются, освобождая дорогу. Не потому, что от них исходит какая-то угроза, а исключительно из уважения к их авторитету.

Я был знаком с одним "красным пончо" по имени Рохер. Он выглядел как скрученный корень, несгибаемый и неуничтожимый. На выдубленном лице выделялись пронзительные глаза. Во время разговора ему хватало один раз поймать мой взгляд, и я уже не мог вырваться до тех пор, пока он сам не отпускал меня. Выбрав меня в приятели, Рохер оказал мне огромное уважение, можно даже сказать, честь. К иностранцам "красные пончо" относятся по большей части безразлично. Примерно как к валяющейся в сточной канаве скомканной старой газете. В ней про что-то написано, но непонятным для них языком.

На ужин попробовал традиционное для Оруро блюдо под названием "чаркекан". Зная свои вкусы, я сильно сомневался, что оно мне понравится. Но хотелось в этом убедиться. Основу составляет мясо ламы, высушенное в течении нескольких дней на солнце под слоем соли. Из-за отсутствия кислорода и очень низкой влажности сырое мясо на альтиплано практически ни при каких обстоятельствах не портится неделями, а уж насквозь просоленное - имеет бессрочную годность. Сколько и где провалялось мясо, из которого готовится чаркекан, никто не задумывается. В моих глазах данное обстоятельство добавляло этому блюду особую пикантность. Перед употреблением мясо пятнадцать минут отваривают в кипятке, хотя кипяток на альтиплано - понятие относительное, его можно без последствий мешать пальцем. Прополаскивают в холодной воде, крепко отжимают и отбивают до тех пор, когда его можно пальцами разодрать на длинные волокна. Обжаривают в масле почти до консистенции чипсов и подают поверх гарнира из белой кукурузы, вареной в мундире картошки, вареного яйца и слегка обжаренного мягкого сыра. Сверху поливают острейшим соусом "льяхуа", поджигающим рот и стерилизующим желудок.

Когда передо мной поставили груду дымящейся еды, я с сомнением втянул воздух носом. Но никаких тревожных ароматов мое обоняние не зафиксировало. Жесткие мясные волокна похрустывали на зубах, словно были с песочком. Хотя вполне возможно, что они и были с песочком. В Оруро пыльно. Ни картошка, ни кукуруза особого вкуса не имели. Но это вполне обычно для еды, приготовленной на альтиплано. От удара льяхуа по вкусовым пупырышкам языка на глазах выступили слезы. Всё в целом необычно. Оживляет очерк. Но если по совести, то пресно, жестко и невкусно.

Справедливости ради надо упомянуть, что никаких отрицательных последствий чаркекан у меня не вызвал, и на следующий день я смог без помех приступить к культурно-религиозной программе. Своё паломничество неверующего я начал с орурского собора, где находится знаменитая фреска и статуэтка Девы Сретения. Она размером от силы сантиметров тридцать и хранится в маленькой золотой коробочке. В соборе царил сумрак, и, глядя на чадящие фитильки и оплывающий воск свечей, на богомольцев, застывших на коленях пред ликами различных святых, я пригорюнился. Церковная атмосфера вызывает у меня апатию, упадок духа и приступ депрессии. Ну, не моё это, прости Господи. С соборной площади открывался будоражащий воображение вид на статую Мадонны. Вот туда меня почему-то явственно влекло.

Но сначала я поднялся к старой Деве, которая после инаугурации новой оказалась в одночасье покинутой и забытой. Невостребованной. Она не впечатляет размерами, где-то полтора моих роста и стоит на холмике высотой всего в сотню ступенек. И у неё, и у младенца усталое и встревоженное выражение лица, тем не менее, полное твердой решимости и несгибаемой воли. Рот упрямо сжат, взгляд устремлен вдаль. С трех сторон холмик окружен домишками, в которых кипит жизнь. Здесь стирают, там гладят, а во дворе рядом что-то варится в здоровенном котле. На крыше соседнего трехэтажного дома мужик в майке, шортах и шлепанцах занят, как Цезарь - одновременно тянет из банки пиво, курит и ругается по телефону. Окружение Девы однозначно не располагает к благочестивым мыслям.

Путь от собора до подножия холма с новой статуей занял полчаса. Дальше, вверх по склону, ведет лестница. Город находится на высоте около 3700 метров, вершина холма - на 4012. Триста метров перепада высоты на пути протяженностью значительно меньше километра, это круто. Тем не менее я без колебаний полез вверх. Техника подъема по лестницам в условиях высокогорья мне хорошо знакома (см. очерк «Разминка боем в Долине духов»). Нашел ритм дыхания, первые двести ступенек дались сходу. Дальше ноги начали тяжелеть, и к трехсотой ступеньке я хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Вновь накатила тоска, прицепившаяся ко мне в соборе. На душе стало совсем муторно. Захотелось развернуться спиной к Деве и прыг-прыг-прыг вниз по ступенькам, назад, в чрево уже изрядно опостылевшего, но такого нетребовательного ко мне Оруро. Чертовщина какая-то. Удержался, но больше из чувства противоречия, чем по убеждению.

Следующую сотню ступенек лез, стиснув зубы. Она далась неожиданно большим и необъяснимым для меня напряжением. На последнем десятке мне едва хватало сил, чтобы заносить ногу на каждую следующую ступеньку. Возникло ощущение, будто на плечи положили неподъемную штангу. Всплыли в памяти лица тех, кого обидел или обманул, с кем поступил несправедливо. Кому врал, чье доверие предал. Грехов на мне не так уж много, всё больше по мелочам, но из них вдруг вырос тот самый бесконечный холм, по которому я полз, целая Голгофа. А тут ещё очень некстати припомнилось, что висела на мне и пара грехов посерьезнее, из числа таких, которые водой не смоешь. Настроение окончательно испортилось.

Посередине пятой сотни ступенек мне преградила путь стая уличных волкодавов, разлегшихся поперек лестницы. При моем приближении один поднял морду и глухо зарычал. На фоне моего придавленного тяжестью осознанных грехов настроения этот собачий бунт меня разозлил. Не поднимая глаз от ступенек продолжил подъем, прошел между собаками, которые не шелохнулись. Через одну пришлось перешагнуть. Хотел пнуть вожака в бок, чтобы знал, на кого голос поднял, но сдержался. Не по-христиански бы вышло.

К 573-ей ступеньке, на которой лестница закончилась, я едва волочил ноги. Грехи гроздьями висли на плечах и тянули назад. Каждый шаг давался с трудом. Я всё не мог взять в толк, откуда на меня свалилась такая предрасположенность к самобичеванию. Религиозной мнительностью я, вроде, никогда не страдал. Бог, так сказать, миловал. А тут так накатило, что хоть в петлю лезь от стыда и раскаяния.

До статуи оставалось еще метров сто по вертикали. Их пришлось преодолевать, карабкаясь вверх по узкой тропке, петлявшей по самой кромке обрыва. Безо всякой страховки. Статую открыли недавно, торопились по какому-то поводу, и до окончательного благоустройства руки не дошли. А может, бюджет распилили, и забыли. Вблизи статуя производит не менее сильное впечатление, чем издалека. Главное отличие новой композиции состоит в том, что Богоматерь смотрит не вдаль, а вниз, слегка наклонив голову. У её подножия постелено зеленое покрытие из искусственного войлока, чтобы можно было лечь на спину и глядеть в глаза Богоматери и синее небо. Я тоже попробовал. Лик Девы спокоен и умиротворен, лик счастливой и гордой своим ребенком матери. В отличии от своей "сестры" она не видит впереди ни тревог, ни испытаний. А младенец с довольно неожиданными для сорокадневного бэби локонами и вовсе имеет отдаленное сходство с кем-то из младенцев французских королевских кровей.

Я агностик.  В существование Бога не верю, но допускаю, что вполне могу в этом вопросе ошибаться. Как бы то ни было, под мягким взглядом Пречистой Богородицы только что пригибавшая меня к ступеням тяжесть свалилась с плеч. Я почувствовал себя невесомым перышком, парящим в бескрайней небесной синеве.

Вниз по лестнице летел как на крыльях, едва касаясь ногами ступенек. Паломничество ведь по определению мука, поскольку несешь с собой все грехи. А возвращение есть отпущение, и радость тела суть только воплощение радости духа. Хотя... если вернуться в привычный для меня образ агностика, то придется заметить, что ступеньки были соответствовали ботинкам примерно 39-го размера, а у меня - 44-й, и в действительности спускаться пришлось походкой Чарли Чаплина, пятки вместе, носки врозь. Но то в действительности. А на самом деле…

Боливийский музобоз

В путешествие по Боливии надо бросаться, как в омут. Безоглядно и безрассудно. Тогда все получится. Чтобы помочь вам нырнуть в Боливию с головой, в каждой статье мы будем знакомить вас с боливийской музыкой "для тех, кто в пути". Итак:

Кульяуада - один из традиционных ритмов фольклорной музыки. Её исполняет группа "Яра" из Оруро.

Продолжение следует