1966 г. Адольфо Мена Гонсалес, гражданин Уругвая, сотрудник Организации Американских Государств. Под этим именем Че Гевара приехал в Боливию. И ушел отсюда в историю... Полдень. Пусто. Пукарá. Поселок в пяти часах от Вилья Серрано в одну сторону и в трех от Вальегранде, в другую. Не то, чтобы совсем глухомань, но, безусловно, глубокая провинция. Примерно на полпути между городами Сукре и Санта Крус, которые по воздуху разделяет 270 километров, а по шоссе 580. Второй день поездки, главная цель которой пока ускользает.

До нее вроде бы близко, минут сорок на машине, но машины нет. Пешком - не выход, часа три ходу. В одну сторону. Как успеть назад в Сукре к обратному рейсу в Ла-Пас, вообще полный ребус.

Обвел по кругу взглядом главную площадь. Никого. Но двери в некоторых домах открыты. Зашел под вывеску «ресторан». Пусто. Двинулся вглубь по лабиринту коридоров. В дальней проходной комнатке повар, подавальщица, посудомойка, трое мужичков и пятеро детей разного возраста обедают за накрытым вытертой клеенкой столом. В ответ на мой вопрос один из едоков указал через коридоры в направлении другой стороны площади. Пошел, куда послали. Дверь под вывеской «хосталь», то есть постоялый двор. Никого. Во внутреннем дворе на веревках сушится белье и детская одежда, а на полу – кукуруза. В углу умывается кошка. Редкий зверь в королевстве уличных псов. Дальше - проходные комнаты, в одной – семья за обедом. Из-за стола поднялся, облизываясь, глава семейства. Вылитый Джек Николсон в картине "Сияние", улыбочка такая же, только смуглый, небритый и помятый. Хитрющий, спасу нет. В ответ на мой вопрос задумался, лоб наморщил, глазами туда-сюда полминуты поводил, прищурился, брякнул «сто» - и на меня, зырк, как, проглочу?

У меня будто камень с плеч свалился. Судя по прищуру, десятку он, наверное. уступил бы, но я торговаться не стал, чтобы не спугнуть удачу. Сто боливиано, то есть двенадцать евро, вполне соответствуют характеру услуги. Это был «момент истины». Теперь, после полутора суток полных неопределенности, предприятие было обречено на успех.

Поначалу все шло гладко. Поскольку авиалинии здесь работают по принципу электрички «со всеми остановками», из Ла-Паса сначала полетели в Кочабамбу (полчаса), там кто сошел, кто вошел, «двери закрываются, следующая станция Сукре». Через двадцать минут сели, моя остановка, самолет полетел дальше. Добрался до автовокзала, нашел улицу, откуда отправляются автобусы в отдаленные поселки. О-па... Автобус до Серрано только в 17.00, время в пути часов пять... Этот вариант меня не устроил. Сейчас, хоть убей, не могу вспомнить, почему. Вот не устроил, и всё. Поехал на другой конец города, откуда отправляются маршрутки. Автобусы контролирует один профсоюз, маршрутки другой. Отношения между ними по причине борьбы за пассажиров натянутые. Поэтому и гнездятся они подальше друг от друга. Хорошо, Сукре город компактный, и до «другого конца» десять минут. Там ситуация та же – надо ждать вечера. Поехал назад на автовокзал, проявил гибкость и сел на автобус до Падильи. От Падильи до Вилья Серрано, как меня заверили, «недалеко», и ходят маршрутки. В Серрано мне позарез требовалось попасть как можно быстрее, поскольку именно оттуда можно было – как я предполагал – найти транспорт до цели моего путешествия, деревеньки Ла Игера. Предполагал, потому что, несмотря на разные усилия, толком в Ла-Пасе ничего узнать не удалось.

Шоссе на Падилью сначала поднимается на 3200 на местное альтиплано и часа через два начинает снижаться. Новое покрытие, асфальт или бетонка, автобус шпарит вовсю. Проехали посёлок Суданьес, широко известный жутко-острым перцем и приготовляемым на его основе огнедышащим куриным рагу. Движение не очень интенсивное. За два часа попалось полтора десятка машин навстречу, да пяток обогнали. После Суданьеса дорога сбросила асфальт и вернулась в свое естественное грунтовое состояние. По сторонам ничего особенно интересного. Сухие горы с жидкой растительностью. Долина - то шире, то уже, холмы по сторонам - то выше, то ниже, кактусы на склонах - то столбиками, то лепешками, то кустом. Вот и все разнообразие. Через три с половиной часа (билет получился стоимостью восемь боливиано (75 рублей – по курсу 2015 г.) за час пути) приехали в Падилью. Новая и совершенно вымершая автостанция. Ну, что вы, какие маршрутки, теперь только завтра... наверное... Последнее уточнение подтолкнуло меня к активным действиям. Поднялся на центральную площадь поселка, обошел по кругу и наткнулся на провинциальную гостиницу. У входа сидел крепкий дядя. Спросил его, сколько до Серрано. Дядя ответил, «сто». Я имею в виду, расстояние. «Час.» В боливийской глубинке единицей измерения расстояния служит время. Сколько откуда до куда километров, никто не задумывается, потому что это не имеет практического значения.

Дядя долил в бак бензина из канистры, и мы тронулись в путь. Я сгоряча как-то не обратил внимание на то, что начало смеркаться. На выезде из поселка подсел крепкий мужик. Шурин, представил его водила. Сначала крутились по засыпанной крупным щебнем грунтовке с колдобинами, похожими на противотанковые рвы. «Дожди», - пояснил водила. Потом он свернул в какой-то овраг или высохшее русло горной речки. По днищу машины загрохотали летящие из под колес голыши. Водила страдальчески сощурил глаза. «Тут в Серрано одна дорога, - бросил через плечо шурин. - Трассу-то смыло». Стемнело. Дорога в свете фар выглядела лунной поверхностью, усеянной кратерами. Вокруг кромешная тьма. Тут-то у меня и возникла нехорошая мысль. А не собираются ли водила с шурином меня, ну, в общем, того?

Пугаться было, к сожалению, поздно. Для храбрости попробовал их разговорить. Падилья оказалась процветающим поселком. Здесь выращивают острый перец, орегано (душицу), земляные орехи. Ну, и жизнь, соответственно, дешевая, как перец. Очень любят свинину, местный деликатес  – холодец из маринованных свиных ножек. Раз в год проводят ярмарку сельхозпродукции. За орегано приезжают оптовики аж из Японии. Для развлечения посетителей ярмарки проводят межрайонный турнир по бильярду и футболу. В сентябре, перед сезоном дождей, устраивают корриду. Так что не соскучишься, провинция бурлит. Хотя только в сухой сезон. Как дожди зарядят, глину развозит, местные дороги превращаются в каток, броды бурлят, каждый поселок, как остров. Но это тоже не беда, потому как живут все дружно, без склок и особых конфликтов, по вечерам собираются играть на гитарах и петь. Надо же... На вид – дыра дырой...

Доехали за час с четвертью, в кромешной тьме, среди абсолютного безлюдья. Вообще-то, по Боливии далеко не везде разумно так передвигаться. В Ла-Пасе в темноте задушат за рупь, в Санта Крусе беспредел даже средь бела дня, но провинция Чукисака, в которой я как раз и находился, в этом смысле - исключение. Уровень преступных наклонностей населения здесь - один из самых низких в Боливии. На прощанье не удержался, спросил водилу, чего он шурина с нами возил. Дядя ответил, не моргнув глазом, что, мол, имел сильные сомнения в честности моих намерений. На ночь глядя, в Серрано, чужой, да еще говорит странновато. Вот он и подумал, что, может, я колумбиец и собираюсь у него машину в глухом месте забрать, а самого, значит, бритвой по горлу, и в овраг. А чего тогда поехал, удивился я. Так ведь на сто боливиано (940 рублей – по курсу 2015 г.) сговорились, удивился в ответ водила.

Климат в Серрано особенный. По склонам окружающих его холмов растет много сосен, эвкалиптов и всяких прочих туй. Известен Серрано прежде всего, как родина самых уважаемых мастеров по изготовлению национального боливийского музыкального инструмента – чаранго, пузатой гитарки с десятью струнами. В местной мэрии выставлен самый большой чаранго в мире. Чтобы на нем играть, требуется восемь человек. На мой взгляд, налицо некоторое противоречие в концепции, это всё равно, как хвалиться, например, самой большой скульптурой гнома. По причине своей вселенской известности Серрано имеет автобусное сообщение «со всем миром», то есть и Санта Крусом, и Сукре, и отличается высоким уровнем культуры. Есть даже гостиница с туалетом в номере, что в провинции большая редкость и даже роскошь. Бросил сумку и пошел в народ наводить справки о том, как добраться до Ла Игеры.

Народ сразу распознал во мне гринго и направил к хромому сапожнику на главной улице, который по совместительству промышлял извозом. На вопрос о цене вопроса сапожник пожевал губу и, наконец, пробурчал: «Тыща триста». Я аж поперхнулся. С одной стороны, это всего-то около ста сорока евро. Но в контексте боливийской провинции сумма выглядела астрономической и превышала мой бюджет на всю поездку. Не считая самолета. На вопрос, а чего так круто, сапожник ответил, мол, далеко. Странно, по моим прикидкам выходило всего-то километров сорок. Пошел назад в народ, который, посочувствовав моим бюджетным рамкам и заклеймив сапожника за рвачество, предложил вариант экономкласса. Утром уходят два автобуса на Санта Крус, и я могу доехать до Пукарá, а там уж, как повезет. «А далеко это?», - спросил я. «Да нет, часов пять», - услышал в ответ. Где-то я в своих расчетах ошибся... Прошвырнулся по главной улице, за десять минут купил в мелких лавках все что нужно – мыло, туалетную бумагу, куриную ножку с гарниром на ужин, пару бананов на завтрак.

Наутро около шести я уже толкался в очереди за билетиком. На первый автобус мест не осталось совершенно, на второй тоже, но я себе одно все же выклянчил. Места в автобусах в Боливии расходятся, как в известном анекдоте - если говорят нет, значит возможно есть, если говорят, что позже могут быть, то значит есть. А если говорят, что есть? Значит, надо ехать в противоположном направлении. Билет обошелся в тридцать пять песо. Очередной кон в боливийской рулетке я выиграл, но исход предприятия по-прежнему висел на волоске.

Дорога шириной в полторы машины обжимала склон горного хребта, повторяя его контуры, которые оказались весьма извилистыми. Автобус крутился юлой и переваливался с боку на бок, как бриг в шторм. Я сидел на последнем ряду и полностью сосредоточился на том, чтобы не укачало. Вдобавок ко всему, дорога ныряла то вверх, то вниз между примерно 2000 и 1000 метров. Смотреть по сторонам первое время было интересно – повсюду торчали кактусы самой разной формы, многие имели древообразный ствол толщиной в обхват, который на высоте метров двух над землей превращался в ветвистый куст. В стволах находились в большом количестве птичьи дупла. Дорога пересекает чукисакские пампасы. В переводе с языка кечуа "пампа" означает не только равнина, но и "поле". В Чукисаке так называют лежащие между хребтами долины. Пампа Искупления, Т´хола Пампа, Майча Пампа, Кол´па Пампа, Сарпо Пампа... С бескрайними аргентинскими степями боливийские пампасы ничего общего не имеют.

Несколько раз автобус останавливался на хуторах из подслеповатых сарайчиков. Водитель брал груз – мешки лимонов, апельсинов, картошки, еще чего-то. Что потяжелее, шло в нижнее багажное отделение, для устойчивости, что полегче - на крышу. Часа через три стало скучновато. Из динамика прямо над моей головой грохотал талант перуанской певицы известной под именем (в переводе) Ана Сладкая. Но все ее называют Ана Липкая. Ну, это, вообще, такой сироп, что уши склеиваются. Водитель тоже, наверное, заскучал, и завел мексиканские «наркокорридос». По содержанию очень близко к классике российского шансона. На двадцатой песне мозг немеет. Мексиканский вариант звучал примерно так.

Их было семеро, а нас всего лишь трое,
Но «волки» не боятся федеральных сук.
Едва машины встали вровень,
Мы начали палить с двух рук.
У нас нет выхода, а значит нет пощады,
Полтонны кокса в тачку загрузив.
Патроны кончились, и в ход пошли приклады,
Один из нас, из всех, остался жив...

Справка Всемирной Энциклопедии Путешествий

Получив материал с взволновавшей planetguide.ru дивой Аней Липкой (у нас такого еще не было, а забытая ныне Маша Распутина, по-моему, просто отдыхает), а также впечатлившие строчки из "наркокорридос" я сразу же телеграфировал Алексею Кувшинникову в Австрию, чтобы прислал ссылки на то и на другое. Вот взвешенный дипломатический ответ Алексея: "Наркокорридос пропагандировать мне не хочется. Тем более цимис там в словах, а их мало кто поймет, потому что написаны на мексиканской фене. Линк к Липкой прикладываю. Послушай, сам решай." Я послушал и решил вставить! А "наркокорридос" пропагандировать мы не будем. Однозначно. Александр Федорченко, Главный редактор planetguide.ru

Через четыре часа остановились, чтобы желающие могли справить нужду. Мочевой пузырь у боливийцев ого-го, половина пассажиров и не пошевелилась, хотя следующий «пит-стоп» намечался только в Вальегранде, то есть еще часа через четыре. Привычка, наверное. Я с ними держался на равных только потому, что, как обнаружил раньше, первые два дня после спуска из Ла-Паса на меньшую высоту почки работают в очень экономном режиме. Дальше дорога пошла серпантином круто в гору, я считал «языки», но на семнадцатом сбился. На уровне 2400 выбрались на гребень и покатили вдоль. Видно на десятки километров, и всё горы, горы... Через пять с половиной часов, то есть по расписанию, приехали в Пукарá. Днем раньше мне показалось, что три с половиной часа от Сукре до Падильи – это долго, но теперь я акклиматизировался к провинциальным понятиям расстояния и времени. На всем пути не встретилась ни одна машина. Дорога, похоже, существует практически исключительно для автобусов – два в день в одну сторону днем, два - в обратную, вечером. Не очень-то надежная и быстрая связь с «большой землей», но местное население от такой регулярности в восторге. В Пукарá сошел я один. Пока я вам всё это рассказывал, водила «Джек» дохлебал супчик, напялил мятую кожаную шляпу, и мы стартовали на последний этап.

Дорога, вопреки моим ожиданиям, пошла под гору. Ла Игера оказалась метров на четыреста ниже Пукарá. В переводе значит «инжирная роща», и огромных инжирных деревьев в округе действительно много. В Ла Игере, в классе крохотной сельской школы, 9 октября 1967 года был расстрелян сдавшийся накануне в плен Эрнесто Че Гевара. Комнатка маленькая, от центральной двери три шага глубиной, четыре шага налево, четыре направо. Убивали Гевару в упор. На косяке надпись от руки - «Через эту дверь мужчина ушел в вечность».

Боливийский музобоз

В путешествие по Боливии надо бросаться, как в омут. Безоглядно и безрассудно. Тогда все получится. Чтобы помочь вам нырнуть в Боливию с головой, в каждой статье мы будем знакомить вас с боливийской музыкой "для тех, кто в пути". Итак:

Группа "Амару" была создана в 1975 году, в городе Кочабамба. Её репертуар состоит из классических фольклорных ритмов. Данная песня исполнена в жанре "капоралес", фольклорном танце, созданном в 1969 году на музыкальном материале афро-боливийской культуры, представители которой компактно проживают в провинции Юнгас департамента Ла Пас. Танец "капоралес" приобрел огромную популярность в Боливии и исполняется участниками всех карнавальных шествий.

Продолжение следует