Эрнесто Гевара приехал в Боливию с целью создать здесь «территорию, свободную от империализма» и организовать сначала континентальный центр подготовки революционных повстанцев, а впоследствии, штаб руководства освободительным партизанским движением в масштабах Южной Америки. Че был абсолютно убежден в правоте своих взглядов и целей и в неизбежности их победы, что довольно типично для южноамериканских мужчин среднего возраста. Непоколебимая убежденность - важная часть распространенной среди них культуры мачо.

Признать свою неправоту или ошибочность мировоззрения они не могут по определению. Если же, или точнее сказать, когда, их проекты завершаются крахом, они только пожимают плечами и делают вид, будто все так и должно быть. Гевара имел все основания задуматься о соответствии своих взглядов текущему моменту после краха попытки организовать партизанскую войну в Конго. Поводом для его знаменитого письма Фиделю Кастро, в котором он отказался от всех постов, званий, кубинского гражданства и славы, стало убийство Патриса Лумумбы. Че считал своим долгом отомстить империализму за гибель товарища по борьбе, которым он глубоко восхищался. В 1965 году Гевара  нелегально пробрался в Конго, возглавив небольшой отряд кубинских добровольцев. Поначалу они воевали вместе с Лораном Кабилой, однако довольно быстро Че его оставил по причине полного отсутствия в отряде Кабилы дисциплины и идеологии. Противником Че в Конго выступала правительственная армия Мобуту, усиленная наемниками из Южной Африки и кубинской эмиграции во Флориде. Хотя последние, возможно, тоже считали себя добровольцами.

При техподдержке ЦРУ они перехватывали радиосообщения отряда Че и точно знали о месте его дислокации, каналах снабжения и оперативных планах. Семь месяцев военных неудач - и отряд Че рассосался. Сам он прожил полгода в Дар-эс-Саламе и Праге, ездил по Европе, проверяя надежность поддельных документов, изготовленных кубинскими спецслужбами. Анализируя причины неудачи в Конго, он написал: «мы не можем только нашими усилиями освободить народ, который не хочет сражаться». И отправился в Боливию, где наступил второй раз на те же грабли.

Для индейцев альтиплано, - аймара, - Че никогда не был авторитетом. Для них вообще никто никогда не был авторитетом, кроме своих аймарцев. У индейцев кечуа и гуарани, населяющих Чукисаку, тоже имелись свои взгляды на жизнь. Для населения Боливии и сегодня геваризм как идеология революционной партизанщины абсолютно недоступен и непонятен, поскольку преследует цель замены одного политического строя другим. Боливийцы же, особенно сельские жители, признавать государственную власть отказывались в принципе и самоуправлялись на уровне коммун. Сегодняшний же умеренный энтузиазм по поводу Гевары среди боливийской молодёжи основан на последствиях искажения его взглядов. Че Гевару представляют троцкистом, который боролся за свободу каждого от всех. Гевара действительно был троцкистом, но не анархистом, а маоистом. А это две большие разницы.

Своим фатальным исходом «боливийский поход» Гевары обязан закономерному стечению случайных обстоятельств:

• Стукачеству боливийских крестьян, жизненную позицию которых и по сей день точно характеризует рыночный принцип «продать, купить, и еще раз продать, но уже дороже».
• «Предательству» боливийской компартии. Ко времени боливийской экспедиции Че симпатизировал маоистским взглядам на коммунизм и мировую революцию и открыто говорил о растущем «коммунистическом империализме» СССР. Боливийская Компартия занимала просоветскую позицию и, выполняя инструкции Москвы, отказала отряду Че в поддержке.
• Крайне неудачному выбору места нахождения будущего революционного пупа Южной Америки.  Район Ла Игеры недостаточно глух, чтобы в нем раствориться, но достаточно глух, чтобы в нем заблудиться. Он находится в треугольнике дорог, которые позволили боливийской армии в полной мере реализовать свое преимущество в живой силе и технике. Возможно, Гевара искал эквивалент кубинской Сьерра Маэстра. Но в своем выборе он ошибся. Там они были своими среди своих, братьями-революционерами, а в Боливии - чужими среди чужих, иностранными наемниками.
• Наконец, неумению воевать в сухих гористых субтропиках. Боливийская армия, погоняв отряд Гевары по сильно пересеченной местности и перерезав все линии снабжения, расколола его на две группы, и в изнурительных боестолкновениях сначала уничтожила одну, а затем занялась поисками другой.

Остатки отряда Гевары попытались отлежаться в урочище Чуро, которое находится метров на двести ниже Ла Игеры. Урочище имеет клинообразную форму, открытую вниз. Че залег в самой верхушке, где склоны сходятся. Отряд прятался там тринадцать дней. Воду брали из ручья. Крестьяне время от времени приносили еду. Кто-то из них нахлебников и сдал.

Спуск к месту последнего боя Че Гевары занял у меня минут сорок, а подъем назад - почти полтора часа, несмотря на достигнутую мной к этому времени уже неплохую физическую форму. Местами склон очень крутой, пришлось попыхтеть, хотя шел я налегке, и сейчас хоть тропинка есть. Немногочисленное местное население, пара семей, в основном женщины и дети, по мере сил блюдут входы на «тропу Че». Уважая их бедность и святость альпийского нищенства, взял в проводники дальнюю родственницу очевидца событий, который наутро после боя якобы нашел пистолет Че и до сих пор им владеет. Очевидца мне предъявили бесплатно, - дед как дед, в мятой шляпе, заплатанных штанах на лямках  и седой щетине, а вот за демонстрацию пистолета попросили доплатить. Прилично. Я отказался по причине нехватки нала.  Поиздержался в дороге.

На дне урочища среди очень плотной растительности даже в разгар зимы жарко и душно. Используя рост и силу, пригнул чиримойю, с которой мой проводник собрала десяток здоровенных плодов, на радость детям. Умыл лицо водой из ручья, полил из пригоршни на голову. Вода прохладная, но не холодная. Осмотрелся, пытаясь ощутить атмосферу последнего боя Че Гевары. Армия блокировала нижний выход из урочища, спецназ накрыл отряд сверху. Мышеловка захлопнулась. Увидев на местности географию урочища, мне стало понятно, почему оно приглянулось Че. Для того, чтобы прятаться, место и впрямь отличное.

А вот для боя и отступления - никуда не годится. К тому же Че вполне вероятно был не в курсе, что в тот день впервые воевал против тактически грамотного противника в лице свежеобученного на американских базах боливийского армейского спецназа, для бойцов которого это была первая боевая операция по зачистке «зеленки». Зачет на профпригодность. Так что старались. Че с двумя товарищами взяли в плен. Спустя четыре с половиной десятка лет можно только гадать, что побудило его сдаться. Каков бы ни был его расчет, он оказался ошибочным. На следующий день всех троих расстреляли. На войне с международным терроризмом пленных не брали и сорок пять лет назад.

Портрет Гевары по-прежнему смотрит с футболок и транспарантов. Его несут, как хоругвь в первых рядах демонстраций. "Че Гевара? В строю!" - разносится на митингах.  Но его человеческая драма, закончившаяся так трагично и глупо, его современным фанатам безразлична. У нового поколения новые кумиры. А у "старой гвардии" - внуки, на носу пенсия, да и кто, кроме мертвых, способен вечно оставаться в строю?

Тем не менее, в тот день в Ла Игере я оказался в компании четверых почитателей Че примерно моего возраста, - это была испанская пара и двое французов. Все четверо неплохо говорили по-русски, у всех троцкистско-анархическое прошлое. Встреча в Ла Игере с русским их нисколько не удивила. В траурной книге, лежащей на столике, который по легенде стоит на том самом месте, где пролилась кровь Гевары, я написал свое имя и фамилию по-русски, а в графе «страна» - СССР,  хотя такой страны нет уже почти четверть века.

В обратный путь отправился с чувством исполненного долга. Своей цели мне удалось достигнуть вопреки плохому знанию местной географии и особенностей дорожного сообщения, недостаточной подготовке, нехватке времени, и благодаря личному везению и удачному стечению обстоятельств.  В общем, чисто по-боливийски. Но путешествие мое на этом не заканчивалось. Мне предстояло найти способ вернуться в Ла-Пас. Въехали с "Джеком" в Пукарá, и ба-а-а! - на площади стоит под парами автобус на Серрано. Мест нет. Но обещают, что до ночи должен прийти из Санта Круса еще один.

Я сел на лавочку с видом на закат и расслабился. Терпение, Яго! Строить планы, беспокоиться и нервничать в Боливии бесполезно. Солнце постепенно теряло в яркости и начало закатываться за просевшую крышу наглухо запертого сельпо. Облачка в сиреневом небе окрасились пастельными оранжевыми и розовыми тонами. На Пукарá опустились лиловые сумерки. Издалека раздался звук рожка, и спустя несколько минут на площадь выкатился автобус. В нем действительно нашлось свободное место. Когда, поднявшись из поселка, покатили вдоль хребта, вровень с окнами автобуса над волнами гор взошла огромная полная луна. А когда съехали по серпантину в долину, стало казаться, будто луна продирается вслед за нами сквозь чащу кактусов, растущих на гребнях. Дорога пошла галсами, минуту-две в одну сторону, до упора, разворот на 180 градусов, минуту-две в другую, до заворота горы, опять шпилька. Луна чертом скакала через крышу. Светит в правое окно, и через мгновение, р-р-а-а-з, и в левое. Очуметь. Но через какое-то время и луне, видимо, это надоело, она поднялась выше, и, как автобус не крутился, ночной прожектор оставался непоколебим. Небо стало бледно-серым, контуры гор остались черными, но их склоны и дно долины мерцали серебристым светом.

За час до полуночи прибыли в Серрано, водитель победно сыграл в рожок. Ну, как дом родной. Хотя я отсутствовал всего восемнадцать часов, показалось, что прошла неделя. По пути до знакомой гостиницы купил мандарин и курножку, поужинал и мгновенно заснул. Утром надо было ловить автобус до Сукре. Шесть часов утра, знакомая история. Первый автобус полный, вдогонку ему быстренько снаряжают второй, на котором я благополучно трогаюсь. Первый автобус шел экспрессом, наш останавливался чуть ли не каждый километр. На обочине посередине ничего нас ждали то семьи с детьми, то крестьяне с узлами и мешками, и водитель их всех с удовольствием подбирал.

Временами автобус набивался так, что и стоячих мест не оставалось. Водитель брал по-божески, три боливиано  (меньше 30 рублей, здесь и далее - по курсу 2015 г.) за час пути, плюс еще пятачок (45 рублей) за каждый мешок, независимо от времени и расстояния. Старики, на вид дышавшие на ладан, обладали поразительной для меня крепостью. Я одной бабке узел подал, так чуть вслед из автобуса не вывалился. А она узел на спину запрокинула, пригнулась, и - как засеменила рысью! Одеты селяне аккуратно, - скромно, но чистенько, и латок ни на ком я не заметил, кроме совсем уж древних стариков. Только вот на ногах у всех - битые сандалии с подошвами из автомобильной покрышки, да и к самим ногам, похоже, отношение как к тем же покрышкам, в смысле, чего их мыть-то? В поселках на трассе местные дети пытались торговать самодельным желе веселых химических цветов, по пол-боливиано (5 рублей) Автобусная мелюзга делала родителям ангельские личики, но раскошелился только один. Баловство.

К полудню въехали в столь милый моему сердцу город Сукре. Не спеша спустился с окраины к центру, зашел в одну гостиницу, в другую. Не то. В пятой мне предложили роскошный номер в пятьдесят квадратов за 150 боливиано (1400 рублей). Я торговался как лев, сбив цену почти на треть. Протертый местами ковер и облупившаяся лакировка на мебели с лихвой компенсировалась видом на оживленный перекресток и собор шестнадцатого века. Два часа просто сидел на подоконнике и наблюдал за бурлением городской жизни.

Начало смеркаться. Я окунулся в роковую атмосферу южноамериканского вечера…

Ямайским ромом пахнут сумерки
Синие, длинные,
А город каменный по-прежнему
Пьёт и ждёт новостей.
Закат опять окрасил улицу
Красками дивными
Но грозовые тучи кружатся
Над вулканом страстей...

На рынке купил бутылку местного полусладкого красного и жареные на углях колбаски с гарниром из кукурузной каши с клейким белым сыром, томленой в банановых листьях. Вернулся на подоконник и под звуки рвущих душу южноамериканских мелодий смотрел на ночную жизнь Сукре до трех утра. Я бы с большим удовольствием не только смотрел, но и принял бы в ней участие, но деньги кончились. В свежем ночном воздухе стоял аромат древесного дыма с горькой ноткой трав альтиплано. Была ночь Сан-Хуана, а по-нашему, на Ивана Купалу, и по окраинам жгли костры. Последнюю ночь в Ла-Пасе я провел в гостинице «Копакабана», где Эрнесто Гевара прожил несколько недель, завершая подготовку к "делу". Че жил в 504-м, меня поселили в 802-м. Не хотелось тревожить вечный покой мученика мировой революции, отдавшего жизнь за право мужчины жить по зову сердца.

Боливийский музобоз

В путешествие по Боливии надо бросаться, как в омут. Безоглядно и безрассудно. Тогда все получится. Чтобы помочь вам нырнуть в Боливию с головой, в каждой статье мы будем знакомить вас с боливийской музыкой "для тех, кто в пути". Итак:

Карнавальные мелодии и ритмы в исполнении "Центрального Оркестра Оруро"