Даниилу Александровичу Гранину.
Впечатления от незабываемой встречи

О посещении нашего сада в Песках большим гостем мы были предупреждены заранее. Но все было зыбко, неточно, предположительно, теоретически. Слишком много обстоятельств должно было соединиться одномоментно: хорошая погода, дыра в рабочем графике гостя, настроение, силы, желание, здоровье… Случилось все, как обычно, неожиданно. В тот день с утра прошел очередной августовский ливень, к обеду вдруг выглянуло солнце, распогодилось, потеплело. Тут и позвонил Борис, наш сосед по даче, водитель Гранина, сообщил, что Даниил Александрович хотел бы приехать к нам в гости прямо сейчас, сад посмотреть, возможно ли это? Да, конечно, конечно… Езды от Комарово, где он жил, до нас - минут двадцать, времени на подготовку, уборку не было. Ну, пусть все будет, как есть. Из въехавшей на лужайку машины вышли Даниил Александрович и сопровождающая его племянница Людмила Сергеевна.

«Все будет очень медленно… не спеша», - предупредил нас Боря. А мы никуда и не спешили. 97 лет - возраст уважительный. Познакомились, пообнимались. Предупредила - сад создал Костя, мой сын, я тут многие растения не могу запомнить по имени, слишком их много, мое дело маленькое - скосить, прополоть… Расскажу все, что знаю. Гость медленно пошел в глубину сада, осторожно выбирая устойчивую опору для костылей, при этом боясь задеть вылезающие на тропинку ветки можжевельников. Для начала, как положено, обсудили погоду: слишком дождливое лето и прошедшую капризную зиму, в которую сад лишился многих растений.

- Сколько разных оттенков зелени… Хвойные дружат между собой, не ссорятся? – спросил вдруг.
- Дружат, дружат, вон как разрослись рядышком.
- Как много хвойных… Можно повесить этикетки с надписями деревьев, как в Ботаническом саду. Костя бывал там?
- Конечно, бывал. Он и лекции там часто читал среди своих коллег-садоводов.
- И они все ботаники?
- Есть и ботаники, но у большинства - профессии, далекие от увлечения растениями. Хотя по знаниям и умениям они, несомненно, профессионалы, знатоки растений.
- Костя какой ВУЗ закончил?
- ЛЭТИ… (Санкт-Петербургский государственный электротехнический университет – прим. )
- Правда? – обрадовался Даниил Александрович, - я ведь тоже электротехнический закончил…

Цепкий глаз Даниила Александровича вылавливал в саду самое любопытное - вот лиственница Крейчи - длинные плети, облепленные хвойными помпонами, а рядом - тоже лиственница, но с падающими с трехметровой высоты мягкими жгутами, треугольные пирамиды Коники, вывернутые белыми иголками наружу пихты. В свои 97 лет Гранин энергичен, самостоятелен, успевал все заметить, не стеснялся задавать вопросы, любопытствовал.

- А что с этим деревом? – показал на обгоревшую хвою голубой ели.
- Не хочет расти в наших краях… Замерзает, обгорает… Колбасит ее… А вот у кремлевской стены растет.
- Поэтому и не хочет у вас, - пошутил гость. Пройдя половину сада, сели передохнуть на скамейку.
- Наш сад ведь с богатой родословной, Даниил Александрович. Это же бывшая финская территория, мы в самом центре бывшего финского хутора. Земли эти у финнов были с 1600 года, 400 лет… Вот те огромные елки с семиэтажный дом – посаженная финнами лесозащитная полоса от западных ветров. Здесь ведь натуральное хозяйство царствовало - и скотный двор, и кузница, и даже ткацкое производство свое, под боком... Вот там стояла баня, рухнула недавно, а вот колодцем самодельным, глубоким, до сих пор пользуемся. Видно, что крепкое хозяйство было. Их изгнали в одночасье, в 39 году. Сказали собраться в течение двух часов - и в Финляндию! Две подводы выделили для пожитков… 400 лет и два часа!

Гранин сидел, опустив голову, молча слушал и только качал головой.

- Собрали пожитки, самое необходимое, - продолжала я, - и хозяин поджег все строения - дом, сараи собственными руками. Кое-что, видимо, закопано или припрятано было, потому что потом, в 41-м он тайно приезжал сюда несколько раз, прятался вон в том сохранившемся погребе и по ночам забирал припрятанное.

Гранин был потрясен рассказом об этой трагедии.

- Вы знаете, они же еще два года колесили семьей по всей Финляндии в поисках постоянного жилища - не радостно их встретили в Финляндии… «понаехавших»… Много переселенцев из России кинулось в те края, и не всегда их там встречало дружелюбно местное население…

Даниил Александрович удивленно вскинул на меня глаза...

- Даже так??? А откуда вы все это знаете?
- Сюда, в 90-х, приезжала бывшая хозяйка этого дома, познакомились, переписывались долго, потом в Петербурге встречались, она нам все это и описала, фотографии прислала.
- Зачем их отсюда выгнали? Кому они помешали?  Он был впечатлен этой историей, которая и потом не отпускала его.
- Чай будете пить, Даниил Александрович? С лимоном…
- Можно, - запросто сказал. Уселись за большим столом прямо в саду, мы засуетились с чашками, чаем… Видно было, что гость подустал.
- Как хорошо у вас тут! И солнца больше, чем у нас, в Комарово… Воздух хвойный, морской. На залив-то ходите?
- Редко, только с внуком или гостями теперь, Даниил Александрович… Просто, помнятся еще цветущие луга вдоль залива, столетние можжевельники, белые пятна цветущей черемухи… Не застала бы этой красоты - легче бы было. Теперь там Золотые пески, город, Рублевка наша, питерская… Шоссе, дворцы, церкви личные, вертолетные площадки на крышах, заборы каменные. Печалит это все.
- Что же именно вас печалит? – хитро спросил он, и в его вопросе я почувствовала подвох.
- Нет, конечно, я не ретроград какой-то, – стала вдруг оправдываться, – понимаю, что такие лакомые земли у залива будут застроены. Дома возводят красивые, добротные - дворцы, тут не буду спорить, да и нам польза какая-то от этого строительств перепала: шоссе новое сделали, газ подвели…
- Ну вот, - примирительно сказал он.
- Но мне милее все-таки те луга с колокольчиками и шиповником цветущим… И спуск к заливу трехметровыми заборами и шлагбаумами не загороженный…

Боря принес пол-литровую банку с крыжовником и черноплодкой, гость, в ожидании чая, с удовольствием поклевал спелые ягоды.

- Ну, а местные жители есть в поселке? Откуда они?
- Да, остались еще и местные жители. После войны принудительно заселяли их в эти края из дальних российских деревень семьями, совхозами… из Вологодской области, например. Был тут скот, еще лет двадцать назад стада коров в поселке паслись вот как раз в этих местах, где наши дачи сейчас.
- А заселялись в финских домах?  Видно было, что рассказанная финская история не давала ему покоя.
- Нет, финские дома все были сожжены или нашими «факельщиками» (спецотряды по сожжению финских домов), или финнами при отступлении, или самими хозяевами домов, как произошло в нашем случае. Переселенцы строили для себя свои дома, зачастую используя каменные кладки фундаментов от сгоревших финских строений.

Я вынесла в сад фотографии, которые прислала мне из Финляндии бывшая хозяйка финского дома, стоявшего на месте нашего участка: добротное строение с тремя печками, ухоженные, хорошо одетые люди, дружно цветущий молодой яблоневый сад, посаженный в 30 году, рухнувшая ныне баня, где и мылись, и рожали детей, не одно поколение… (мы успели, к счастью, ее сфотографировать). Поставила на стол скульптуру котенка, заказанного у известного скульптора Ю. Мурадовой в память о последних днях и часах, прожитых финской семьей на этой земле, о горящем доме, подожженном собственноручно отцом семейства и оставленном маленьком котенке, сидящем на крыльце полыхающего дома. Все, что отпечаталось в памяти, как последний кадр бывшей здесь жизни. Даниил Александрович слушал молча, сокрушенно качая головой, и в который раз с горечью повторял: «Зачем их отсюда выселили? Кому они мешали?..»

Подбежал Боря: «Напоследок, Даниил Александрович, прошу вас - посмотрите еще: маленький музей тут есть в бане… Вам понравится». Несмотря на усталость (а мы просидели уже часа полтора), гость встал и пошел к бане, где у меня собрана всякая древность - утюги старинные, утварь старая деревенская из многочисленных поездок в Новгородскую область.

- Это какой район Новгородской? Хвойная! Я же из тех краев… рядом совсем жил.
Это сблизило нас окончательно.
- Вы неугомонная? – неожиданно спросил Гранин.
- Да. Наверное, да… Ну и вы, Даниил Александрович, такой же… не правда ли?

Он улыбнулся и молча кивнул. Уже сидя в машине, поблагодарил за встречу, пожалел, что не познакомился с сыном, автором прекраснейшего сада, велел передать ему слова благодарности. Я долго еще стояла в солнечном пустом саду со смешанным чувством радости, гордости, тихой щемящей грусти и благодарности судьбе за такой нежданный августовский подарок. Припомнился разговор легендарного адмирала Родиона Степанова со своим малолетним внуком из фильма «Дорогой мой человек»: «Вот ты со мной запросто… а я – эпоха!».Ведь и о Данииле Гранине можно так сказать… Эпоха! Великий человек.

Частное мнение: Главный редактор planetguide.ru о беседе Нины Коржавиной и Даниила Гранина

Преклоняюсь перед мастерством Нины Коржавиной. Всегда с наслаждением окунаюсь в неповторимый литературный мир человека, необыкновенно одаренного. После знакомства с ее, на первый взгляд, бесхитростными, произведениями, чувствуется не просто огромный всплеск эмоций, а, не побоюсь этого слова, озарение, - в окно душной городской квартиры врываются дорога, лес, деревня с покосившимися баньками… Мы видим, как томится в русской печке молоко, радости и трагедии простых людей… Необычайное дарование Нины Коржавиной выплеснулось из краев в поразительном, по-толстовски глубоком рассказе «Гость». Диалог с удивительным гостем, в удивительном же саду, ностальгия по утраченной малой родине, уничтоженной новыми русскими. Непонимание жестокости и «новых русских» начала века – большевиков, изгнавших с хутора финскую семью… И – без обычных в таких случаях надрыва, ненависти, обличения…

Просто удивление, которое уже и у читателя вызывает тяжесть в душе… Творчество Нины Коржавиной потому настолько привлекательно, что здесь нет непонятных слов, непонятных мыслей, непонятных поступков. Все – как стихотворение, которое читает Сергей Бодров в «Брате-2»:

Я узнал, что у меня
Есть огромная семья:
И тропинка, и лесок,
В поле – каждый колосок!
Речка, небо голубое –
Это все мое, родное.
Это Родина моя!

Вот это-то зачастую и трагедия, - и для писателя, и для читателя, и для общества, которое сегодня утратило историческую память, не знакомо с культурой, не ведает образования. Трагедия соединения высокого мышления и политики. Нина Коржавина в рассказе «Гость» поднялась на недосягаемую вершину литературного мастерства, проявив и такт, и гуманизм, и сострадание.

Все мы помним мнение Достоевского, о том, что целый мир не стоит слезы ребенка. Но это слова гуманиста, страшно далекого от жизни, и мнение, страшно вредное для жизни.

Беседа Нины Коржавиной с Даниилом Граниным о финской семье, выселенной из хутора, щемяще, по-эйзенштейновски кинематографично, с «золотым сечением» (как сцена расстрела на Потемкинской лестнице) показана, в том числе, и через котенка, сидящего на крыльце горящего дома. Сцена не просто задевает за живое, она вопиет о несправедливости этого мира, о вселенском злодействе большевиков, бесчеловечной Совдепии… Все, описанное Ниной Коржавиной, и одобренное в беседе Даниилом Граниным – чистая правда.

Но истина не бывает абсолютной. И, мастерски показывая нам трагедию одной финской семьи (за которой видны в материале и трагичные судьбы других финских семей, и ощущается посыл к намного бо′льшим трагедиям того непростого времени), рассказ Нины Коржавиной умалчивает о причинах, по которым это происходило. (Хотя исторические изыскания и не являются темой рассказа). Получившаяся в результате однобокость освещения события вызывает недоверие.

Получается, что большевики финнов решили наказать. Видимо, просто за то, что они финны, так как никакого другого объяснения возникновения спецотрядов по поджогу, а также самого, собственно, выселения финнов с их земли, не озвучивается.

Современному малообразованному и не знающему истории собственной страны обществу, человеку, в результате многолетнего промывания мозгов известно лишь о "злодействах большевиков". И практически никому не известно о затмевающих разум, массовых зверствах финнов, перед которыми гитлеровцы – дети малые, в отношении русских людей. Гранин, житель Питера и участник войны с гитлеровской Германией, как будто и не слышал вовсе о финских армиях Маннергейма, душивших Ленинград голодом во время войны с фашистами.

А не знающему истории современному читателю до слез жалко несчастную финскую семью, покидающую 400-летнее насиженное гнездо; котика на фоне пламени горящего дома… И уже никто не вспоминает о гибнущем в огне и объятиях голодной смерти Ленинграде… (Военные потери: 332 059 убитых, гражданские потери: 16 747 убито при артобстрелах и бомбардировках, 632 253 погибли от голода).

Не знают у нас и о финнах, выреза′вших (а не выселявших) тысячи русских людей ЗАДОЛГО ДО войны, и задолго до описываемых в беседе событий… Про Выборгскую резню 1918 года у нас не знают вообще. А вот свидетельства исторических документов:

События в Выборге вызвали широкий резонанс в России. Советское правительство обратилось к германскому послу Мирбаху с просьбой о создании совместной комиссии для расследования убийств русских жителей Финляндии: «Происходили массовые расстрелы ни в чем не повинных жителей русского происхождения, чудовищные зверства над мирным русским населением, расстреливались даже 12-летние дети. В одном сарае в Выборге, как передавал свидетель, последний видел 200 трупов в том числе русских офицеров и учащихся. Жена убитого подполковника Высоких рассказывала свидетелю, что она видела, как уничтожаемые русские были выстроены в одну шеренгу и расстреляны из пулеметов. По словам свидетелей, общее число убитых за два дня доходит до 600 человек. После занятия Выборга белогвардейцами (имеются в виду белофинны - прим. ) группа арестованных русских подданных, числом около 400 человек, среди которых находились женщины и дети, старики и учащиеся, были приведены к вокзалу; посоветовавшись между собой минут 10, офицеры объявили им, что они приговорены к смертной казни, после чего арестованные были отправлены к Фридрихсгамским воротам на «валы», где их и расстреляли из пулеметов; раненых добивали прикладами и штыками, происходило настоящее истребление русского населения без всякого различия, истреблялись старики, женщины и дети, офицеры, учащиеся и вообще все русские... Немало возмущения описанные выше факты вызвали и в рядах  русского Белого движения, в результате чего многие его лидеры выступили позднее против обсуждавшихся проектов совместного с финнами похода на Петроград армии Юденича. Морской министр Северо-Западного правительства контр-адмирал В.К. Пилкин писал в 1919 году своему коллеге в правительстве Колчака контр-адмиралу М.И. Смирнову: «Если финны пойдут [на Петроград] одни, или хотя бы с нами, но в пропорции 30 тысяч против трех-четырех,— которые здесь в Финляндии, то при известной их ненависти к русским, их характере мясников…они уничтожат, расстреляют и перережут все наше офицерство, правых и виноватых, интеллигенцию, молодежь, гимназистов, кадетов — всех, кого могут, как они это сделали, когда взяли у красных Выборг.

Документы внешней политики СССР. Т.1. М. 1959, с. 299
«Красный архив». Т. 2  (33). 1929, с 110-111

По материалам Википедии

Подробный анализ происходившего дан в аналитической статье "Выборгская бойня. Темное пятно на прошлом «белой и пушистой» Финляндии" (ниже - выдержки из статьи):

В 1918 в Финляндии, как и во всей бывшей Российской империи, стало разгораться гражданское противостояние между красными и белыми. Именно с этого момента русофобия в Финляндии приняла наиболее радикальные формы. Ее застрельщиками стали финские националисты. Финский историк Каремаа: «Во время Гражданской войны в Финляндии за разжигаемой русофобией, как представляется, стояло желание белых (имеются в виду белофинны – прим. ) сделать русских козлами отпущения … Жестокую правду о братоубийственной войне пытались замаскировать якобы идеологической борьбой в защиту западной культуры от русских, объявленных заклятыми врагами…» Проще говоря, белофиннам, чтобы отвлечь население от внутренних проблем, нужна была внешняя угроза. И такой угрозой объявили Россию и русских. В итоге ненависть привела к открытым этническим чисткам. Русское население в Финляндии уничтожалось местными националистами, независимо от того, сочувствовало ли оно красным или белым. «Решительно все, от гимназистов до чиновников, попадавшиеся в русской форме на глаза победителей, пристреливались на месте… Сдавшихся в плен красных белые оцепляли и гнали в крепостной ров; при этом захватывали и часть толпы, бывшей на улицах, и без разбора и разговоров приканчивали во рву и в других местах… Расстреливали на глазах у толпы; перед расстрелом срывали с людей часы, кольца, отбирали кошельки, стаскивали сапоги, одежду и т. д. Особенно охотились за русскими офицерами; погибло их несть числа...» …Один из лидеров антибольшевистского петроградского подполья Таганцев: «Никто из нас не хотел похода финляндцев на Петроград. Мы помнили о расправе над русскими офицерами заодно с красными повстанцами». Подобные акции в отношении русского населени проходили по всей Финляндии. Преследовались и финские женщины, жившие с русскими. …Ообсуждали возможность клеймения «изменниц» каленым железом. С окончанием Гражданской войны желание финского правительства избавиться от русского населения не исчезло. Вот что писалось в финской националистической прессе: «Если мы любим свою страну, нужно учиться ненавидеть ее врагов… Поэтому во имя нашей чести и свободы пусть звучит наш девиз: «Смерть «рюссам» (финское презрительное наименование русских. — Ред.), будь они хоть красные, хоть белые». Или вот другой образчик: «Россия всегда была и навсегда останется врагом человечества и гуманного развития. Была ли когда-либо польза от существования русского народа для человечества? Нет! А его исчезновение с лица земли было бы человечеству, наоборот, великим счастьем».

Чтобы поставить точку в истории про злодейство в выселении нескольких финских хуторов, сообщу: еще в апреле 1918 года финский сенат принял решение о высылке из страны всех бывших русских подданных, и в течение весны–лета около 20 000 (!!!) русских оказались выдворены из страны.

Не могу сказать, что я записался бы в спецотряд по сожжению финских домов. Но мне не жалко выселенных финнов, которые, - останься, - были бы надежным оплотом антирусской (а не антисоветской) нечисти из страны, которой именно большевики дали свободу и независимость. И я с гордостью вспоминаю деда, воевавшего в финскую. А пришлось бы, сам бы записался тогда добровольцем.
Александр Федорченко,
поклонник необыкновенного писательского дара
Нины Коржавиной