С ликвидацией общественной деревенской бани жители погрустнели – вопрос помывки встал ребром. Не то, чтобы бань частных не было в деревне. Были, - в основном, у тех, чьи дома у реки стояли – поближе воду таскать. Наполнить столитровый банный котёл из общего колодца – дело трудоемкое, а свой копать у бани – это же дорого, заморочно, да и лениво. Долгие годы все эти проблемы разрешались наличием коллективной деревенской бани. Но общественная благодать закончилась. Можно напроситься к соседям, в их бане помыться – не откажут, но это не решение проблемы.

Как ни крути, баня – дело интимное, семейное. Свою надобно иметь. Вот и стала каждая семья себе баню рубить персональную, поближе к дому. Благо, с водой проблем теперь нет – и колодцы, и скважины, и насосы со временем появились в деревнях. Молодые – те строят бревенчатую с дымоходом, по-белому, а то и вовсе без котла с водой, по типу финской. А чаще – по старинке баньки по-черному строили, чтобы с кайфом, с запахами, с экзотикой, у речки.

Хозяйская баня стоит через дорогу, неподалеку от избы. Как выдали предкам бумагу на землю в 1906 году, как дом построили, так и «чёрную баньку» напротив, у речки притулили. Игрушечную, метров пять квадратных, с раздевалкой по ширине рук разведенных, крыша - из дранки. Так что, сотня лет в буквальном – не в переносном смысле – бане нашей. По правде сказать, та, что сейчас, вторая будет. Первая-то сгнила начисто, перекосило её, котел треснул, полы трухой рассыпались от воды, дранка мхом поросла. Пришлось все разрушить, расчистить, и на том же месте построить вторую, точно такую же по фасону. Трудности с котлом возникли. Нынче котел банный литров на сто воды достать, что прялку столетнюю отыскать… Раритет. Но нашли.

Место у бани затаённое, непроходное, уютное. Правильно пристроить у реки банный сруб с умом надо. Хорошо бы знать, до каких границ обычно речка разливается, а то полы внутри по весне будут затоплены. И отвод воды из-под бани надобно предусмотреть, чтоб в подполье не скапливалась, не цвела, не гнила, не смердила. Подпол песком засыпать. Не зря княгиня Каменская давала распоряжения, чтоб баню для больницы на фундамент высокий приподняли, знала, что по весне в том месте к реке стекают грунтовые воды с кладбищенского пригорка. Вроде, не мудреное дело – баню поставить, а семь раз подумаешь прежде…

Владелец бани все по уму сделал – вырубил сорный ивняк у речки, мостки над водой соорудил – ла´вину небольшую, траву выкосил в реке, чтоб воду удобно брать, да и окунуться после парилки, если любитель сыщется. Речка Минечка за банькой мелкая – воды по колено, но чистенькая, шустрая, холоднющая. Как только обустроил место прибанное, тут же «хозяева жизни» объявились. Мол, стоит банька на бывшей колхозной земле, стало быть, незаконно. Сто лет стоит незаконно. «Вспомнила баба, как в девках была». Когда баню рубили, слова такого «колхоз» не знали ещё, да и нынче забыто давно. Мол, или сноси, иль можем полюбовно договориться.

Как это, сноси… Как это… Да деревенский мужик без бани, как изба без русской печки… Расстроился. «Полюбовно» говорить не стал. Послал «хозяев» куда подальше. «Тока тронь попробуй», – пригрозил. Да они что… На кой им эта рухлядь… Полдеревни вон заколоченных домов да бань. Это они так… Для острастки, для полюбовного разговора.

Да и побаиваются. Время ныне непонятное, если зарваться, можно и нарваться. Они лучше своего часа дожидать будут, вон законами грозятся новыми, чтоб в реке запросто так не искупаться, рыбу не половить, грибов–ягод в лесу не набрать, воды из реки не попить, воздухом сосновым не подышать. Задарма… Вот тогда уж «полюбовно» поговорят с народом, будет, где развернуться… Если получится. Если рискнут. Леса тут грибные вокруг во все стороны – конца не видно, а болото новгородское с клюквой не зря называется Океан – самое крупное в Европе. Можно и не вернуться.

Вот сказала, что деревенская изба без русской печки – сирота, так ведь и вправду. Печка – «наше всё…» – и согреет, и накормит, и поспать в тепле место на ней отыщется. А Емелю вспомнить, так и транспортным средством запросто сможет… Мало этого – в ней, в печи, и баню раньше устраивали. Я, конечно, о такой изобретательности, особенности национального мытья, наслышана была. Но полной неожиданностью для меня было, что такая печь стоит в нашем доме!

Уж, кажется, все до последней доски знакомо было в избе, но про баню в русской печи под крышей собственного дома только в прошлом году узнала: хозяин как-то, шибко навеселе, вдруг разоткровенничался, размяк, прошлую жизнь вспоминать стал, вот и вспомнил. То-то я раньше примечала, что русские печки (а их у нас в доме две) разные конфигурации имеют. В жилой половине дома печка аккуратненькая, квадратная, лежанки почти и нет – там готовят, пироги пекут, дичь всякую с картошкой тушат, бруснику в кастрюлях томят (девять берёзовых полен, сложенных колодцем, жгут – выверенная годами норма). А в холодной половине избы печку на моей памяти не топили – там труба рассыпалась, но само глиняное сооружение сохранили (под сотню лет ему). Печь громоздкая, на пол-избы, лежанка огромная, человек пять улечься смогли бы. Вот в ней-то, в печи этой, и мылись раньше. Не всегда. По зиме чаще, в крутые морозы, когда до бани у речки тропинка снегом завалена, а речушка льдом до дна скована. Да и детей опасались, в бане распаренных, по холоду застудить.

Мы с сыном бегом в избу с фонариком – заглянуть внутрь помывочной печи. Где там может уместиться человек? Высветилась внутренность печная, как пещера, большая… Уместится. Только, чтоб влезть – вылезть в печную утробу через полукруглый свод, это надо гимнастом быть или космонавтом… Прямо, что-то сродни с родами, те же страдания. Протапливали печь, вспоминает хозяин, золу и угли из печи выметали, доски на плиту настилали, тряпицу или солому сверху и задом в печь пятясь, залезали внутрь… Аккуратно, чтоб не измазюкаться об сажу. Сажу эту, к слову, потом неделю не оттереть. Думаю, мыться там удавалось с трудом. Разве что кости прогреть, распариться. По мне, так это не мытьё, а экзекуция какая-то. Как говорил Константин Сергеевич Станиславский – не верю я что-то в такие омовения. Проще воды в чугунах нагреть, а потом у горячей печи в тазу, оцинкованной ванночке или корыте намыться. Вероятно, так и делали. Во всяком случае, я так мыла у протопленной печки своих малых детей в деревне…

По большому счету, баня по-черному – это та же «печная утроба», но поболе будет, с комфортными человеческими условиями: отдельное помещение, лавки, полок для парилки, тазы, вода горячая–холодная под боком, веники, запахи и остальные 24 удовольствия. Хотя, по сути, очаг внутри баньки, закопчённые, чёрные от дыма и копоти стены (в бане трубы нет) – те же, что и в русской печке. И, хотя элемент экзотики по-прежнему присутствует, но, как говорят: «Почувствуйте разницу».

По устоявшейся десятилетиями традиции, привычке ли, неписанным ли правилам или просто по практичной целесообразности, банный день всегда приходился на субботу. Конечно, ежели гость нежданный приедет не в положенный, не субботний день – баню натопят обязательно, это входит в ритуал гостеприимства. Истопить баньку – долгий процесс… Что ни говори – не душ принять, быстренько ополоснуться… Часа три-четыре… Топят баню дровами березовыми или ольховыми. Березовые особенно любимы: они «жаркие», моментально не сгорают, с «долгими» углями, не коптят, от них в бане легкий, ароматный пар надолго остается. Ольха тоже сгодится, запах ольховый своеобразный, да и не коптят эти дрова, сажа по бане не летает, как, скажем, от хвойной древесины: елей да сосен. Осиновые дрова, как и хвойные, тоже отбраковываются. Они искрят, «стреляют», а это для деревянного строения вовсе ни к чему. Когда народа много и гость косяком – топят долго, подливая воду в котёл, наполняя «в запас» кипятком ведра и бидоны. Иной раз так натопят, что и войти страшно. Даже мужикам, чей жар всегда первый. Приходится дверь нараспашку открывать, а то и вовсе мыться, сидя с тазом на полу – там попрохладнее.

Про парилку ничего не скажу – не люблю (хотя именно для этого удовольствия, говорят, и создана баня. «Приезжай, попаримся…» Не помоемся… Попаримся!). По молодости не пришлось, а к старости и не хочется как-то. Говорят, парилка – это изюмина бани. Значит, рассказ будет без изюма…

Бывало, молодняк распаренный голяком из парилки выскочит с нечеловеческими криками и - плюх, прямо в холодную воду Минечки… Или в снежный сугроб! Какая, к черту депрессия, хворь и «жизнь не удалась»! Крик, вопли от экстаза, животного слияния с природой! Смотреть на это жутко и весело!

Девчонки осторожничают, моются попозже, когда жар не обжигает.

Для дочи с племяшкой у хозяина подарочек припасен к бане… «Ну-ка, достань там, на печке…, за банками». Развязывает мешок ситцевый с любовно высушенной чередой, чистотелом, мятой лимонной. Всё прямо у реки за баней набрано. «Вот. Заварите в тазу, траву выкиньте, а настоем умойтесь. Все женихи будут ваши… Богатые… С мерседесами…». Девчонки – дурины хихикают, но траву в баню забирают, намываются. Из года в год заваривают, но женихи не появляются почему-то… Знают, что хозяин новую траву припасет… И вот тогда уж… Верят.

А уж те, кто постарше, завершают банную субботу, когда ночь на дворе и темень, глаз коли… Но для бани прикуплена специальная лампа. «Яркий луч» называется. Лампада такая современная. Идешь с «табельным имуществом» – полотенцем выданным по еле видимой тропке к бане… чёрной-чёрной ночью… в чёрную-чёрную комнату… А внутри кажется, что в оконце, где-то у пола, нечистая сила заглядывает… Добрый, духмяный банный пар обволакивает… млеешь, кайфуешь. Плеснёшь на камни из ковшика, жару поддашь… покайфуешь ещё… Вода речная мягкая, волосы, как шёлк, к голове липнут. Тело аж скрипит от чистоты. И на лице – ни морщинки, кожа, как надутый шарик воздушный – блестит, лоснится…

И в предбаннике дырявом, продуваемом, не холодно вовсе. Хорошооо…

Вот стоят всякие шампуни импортные, пахучие – дорогие, наши из мыла – чуть подешевле, восстановители – увлажнители– эликсиры – бальзамы– скрабы – гели… Много всякой хрени на полках. Всё для тела нашего драгоценного.

А для души? А для души – вот та банька по-чёрному, заговорённая трава-череда, можжевеловый веник, лист берёзы в бочке с речной водой… «Душистый пар не только тело, но и душу лечит.» А после бани… опьянённый, опустошённый и просветлённый от чистоты внутри. И легкость неимоверная… И ночь не черна – она прекрасна миллионами звезд и луной, спрятанной за церковной колокольней… И тишина в деревне вселенская, нарушаемая вдруг мерным поскрипыванием колодезного ворота или шуршащими шинами припозднившегося велосипедиста…

И запахи вокруг, куда не ткни: крапивы трёхметровой, лопухов, полынной горечи, тины речной, травы скошенной, дров прогоревших… Вдохнуть! И не дышать! Ведь в бане мыться – заново родиться!

К первой части мини-цикла "Банный день": Общественная баня