Мало кому в голову приходила мысль о том, что Немецкая слобода на восточной окраине Москвы в 17-ом веке сыграла заметную роль в Российской истории. Отсюда, с берегов тихой Яузы, притока  Москвы-реки, будущий император Пётр I устремил свой взор на Европу. Здесь он познакомился с швейцарцем Францем Лефортом и шотландцем Патриком Гордоном. Именно в Кукуе (так называли Слободу по имени ручья), в аустерии виноторговца Иоганна Монса Пётр встретил красавицу Анну, свою первую пламенную любовь. В Слободе, как на миниатюре, он увидел другую, загадочно-манящую жизнь.

К слову заметить, там он повстречал Александра Меньшикова, который в ту пору прислуживал Францу Лефорту. «Изрядный мальчик» и песельник, а впоследствии отчаянный вояка, изворотливый политик, главный расхититель казны и первый, не знавший начальной школы российский академик, Алексашка стал сердечным другом Петра. В Кукуй Пётр въехал на четырех свиньях в сопровождении своего воспитателя, вечно пьяного Никиты Зотова, наряженного шутовским «великим послом от еллинского бога Бахуса» - и такие мелкие факты вписались в великую российскую историю.

…Идея сделать фильм о Слободе для телепрограммы «Пилигрим» пришла ее ведущему Стасу Покровскому –мы были в открытом пивном баре в Лефортовском парке. Кружка неразбавленного «Жигулевского», бутерброд с докторской колбасой и созерцание окружающих красот располагали к творческому вдохновению. Я поддержал Стаса, ибо сам проживаю в бывшей Слободе на Немецкой (с 1918 года Бауманской) улице – в прошлом главной в Кукуе. И начать съемки предложил в бывшем доме Анны Монс – единственном, жилом, дотянувшем до XX века памятнике той славной эпохи, расположенном в Старокирочном переулке. Впрочем, не уверен, что дом уцелел после того, как оказался на территории завода ВПК, куда проход закрыт. В общем, в результате этого разговора я согласился написать сценарий для фильма и сел за историю Слободы…

Свое название она получила не от немцев, а от иностранцев вообще. В старину немцами у нас называли всех, кто был «немым», то есть, не говорил по-русски. В XVI-XVIII веках тут проживали иноверцы, выселенные Иваном Грозным за пределы столицы на берегу Яузы-реки. Главной улицей стала Большая немецкая, ныне Бауманская. Много полезного люду селилось в слободе, больше всего – военных, помимо них – серебряники, часовщики, седельники, аптекари и врачи, ружейники и гранатники, торговцы и живописцы. Они приехали из многих европейских стран, но были также турки, кавказцы, татары, которые также считались немцами. Здесь открывалась первая в России аптека (в нынешнем Аптекарском переулке), основана первая в Москве чулочная мануфактура и был даже свой театр.

На каком языке общались жители Кукуя? В отличие от строителей Вавилонской башни после Всемирного потопа слободская публика научилась понимать друг друга, смешивая немецкие, голландские, французские, русские слова – на своего рода кукуйском эсперанто. Сохранилась переписка Петра I с Лефортом: написанные латиницей русские слова с массой грамматических ошибок и несуразностей.

Нашли приют в Слободе немало авантюристов и головорезов, но изредка попадались и выдающиеся личности, такие, к примеру, как будущий владелец тульских оружейных заводов, голландский купец Андрей Денисович Виниус. Большинство «немцев» обратилось в православную веру, они поменяли свои имена и даже фамилии, обрусели и растворились среди прочего населения.

Вначале «министр пиров и увеселений» в шутовском «правительстве» юного Петра, но затем генерал и первый на российском флоте адмирал Франц Яковлевич Лефорт, а также генерал и контр-адмирал Патрик  Иванович Гордон сыграли важную роль в строительстве армии, ее переходу к «европейскому строю». Кстати, Гордон разгромил на реке Истра войско стрельцов, поднявших мятеж против Петра – сам царь в то время вместе с Лефортом в составе «Великого посольства» катался по Западной Европе. И спас, таким образом, трон Петра от захвата его сводной сестрой Софией. Это произошло в 1698-м.

Лефортовский дворец в центре Немецкой слободы  будил во мне  сложные, зябкие чувства, словно кишел призраками, бродящими по его узким коридорам и искромсанным залам. По другую сторону нескладной Лефортовской площади за новым забором, под тополями и березами укрылось внешне уютное здание, некогда городская усадьба – Лефортовский морг. В детстве мы лазили через забор и, подавляя панический ужас, заглядывали в мертвецкую. И однажды чуть было не лишились чувств, увидав, как два красномордых санитара, отодвинув  покойника, разложили закуску и, присев на плиту, выпили из горлышка поллитровку.

Лишь сравнительно  недавно от лефортовских старожилов я услыхал, что в военные и послевоенные годы в подвале дворца расстреливали приговоренных к «вышке», затем по подземному ходу под Лефортовской площадью трупы перетаскивали в морг, оттуда «официально» везли в крематорий.

Пётр I подарил дворец «любезному другу своему» Лефорту. Легендарный Франц Лефорт, имя которого прочно вошло в историю Москвы, по словам профессора В.Ключесвкого, был «авантюристом из Женевы, пустившимся за тридевять земель искать счастья и попавшим в Москву, неутомимым кавалером в танцевальной зале, неизменным товарищем за бутылкой, словом, душой-человеком или «дебошаном французским».

Одно время дворец на Яузе в одинаковой степени был центром  российской политической жизни и царских увеселений. По свидетельству князя Куракина, компания Петра запиралась во дворце дня на три «для пьянства столь великого, что невозможно описать, и многим случалось от того  умирать».

Лефорт прожил во дворце недолго, умер в 1699 году, а вот где покоится его прах – полнейшая загадка. На Немецком кладбище на другой стороне Яузы его могилы нет. Между прочим туда перезахоронен Патрик Гордон, «наемная сабля, служившая в семи ордах семи царям». На могильном камне по-немецки высечено: «Здесь покоятся останки полковника Гордона, современника Петра Великого и Лефорта, перенесенные сюда в 1877 году из его бывшего дома без Немецкой улицы». (Непонятно, почему автор эпитафии разжаловал бесстрашного шотландца в полковники). Могу лишь предположить, что Лефорта похоронили в самом дворце или рядом с ним, на протяжении  веков могила сровнялась с землей и забылась (у него не было родственников в России).

Мне думается, Немецкая слобода была для Петра первым «окном в Европу», пусть даже окошком с мутными стеклами, искажавшими  общий вид европейской цивилизации. Но именно тут, на Яузе, стало формироваться его мировоззрение «западника», осознавшего, что Россия при всей своей огромности – не замкнутое пространство, поглощенное решением своих самобытных проблем, а неотъемлемая часть европейского континента.

После переезда российской столицы из Москвы в Петербург Лефортовский дворец постепенно остывал от сотрясавших его буйств, но вновь вернул себе значение политического центра в короткий , смутноватый отрезок российской истории при мальчике-императоре Петре II, внуке великого преобразователя. Ребенок заявивший, что не станет, подобно деду, плавать по морям (дескать, место русского царя на печке), перевел двор в Москву, а следовательно, и столицу России.

Он скончался здесь, в Лефортовском дворце, от оспы, лютым январем 1730 года в день, на который была назначена его свадьба с Катюшей Долгорукой. Как видим, даже нелепая оспа сумела затесаться в великую российскую историю. Вообще этой истории, как бы назло диалектическому материализму, случайностей доставалось больше, чем в среднем полагается любому народу.

После смерти несовершеннолетнего императора, вопреки порядку наследования и логике вообще, на престол поднялась изощренная интриганка герцогиня Курляндская Анна Иоанновна; ее трон, как голодные собаки, со всех сторон обступили повалившие в Россию немцы. Столица вернулась на Неву, правда, императрица любила наведываться в Москву, в Лефортово.

С годами Лефортовский дворец отошел в тень российской истории. Сейчас в нем военно-исторический архив.

В нескольких шагах от дворца, в Старокирочном переулке (название от «старая кирка»), схоронилась постройка, связанная с именем Петра. Дом Анны Монс – памятник его первой любви. У Алексея Толстого в его романе «Пётр Первый» читаем: «Этой осенью в Немецкой слободе, рядом с лютеранской киркой выстроили кирпичный дом по голландскому образцу, в восемь окон на улицу. Строил приказ Большого дворца, торопливо – в два месяца. В дом переехала Анна Ивановна Монс с матерью и младшим братом Виллимом. Сюда, не скрываясь, ездил царь и часто оставался ночевать. На Кукуе (да и в Москве) так этот дом и называли – «царицын дворец».

Дом этот также печальный символ коварства и измены – Пётр застал в нем свою возлюбленную в объятиях саксонского посланника Кёнигсека, думается, к счастью для судьбы России. Не питаю почтения к Анне Монс, утлый ум смазливой немки не способен был охватить грандиозности петровских замыслов, которыми царь делился с ней по ночам. А ведь у Анхен был реальный шанс стать русской императрицей!

С улицы дом не виден, его заслонил железобетонный монстр – символ современной эпохи, возведенный на деньги ВПК. Бывшее жилище Анны у его подножия выглядит жалко – век не ремонтировалось, в трещинах, с уродливой пристройкой. Его хотели снести – на защиту памятника поднялась московская общественность. «Царицын дворец» оставили в покое, но, боюсь, время довершит то, чего не позволили сделать бульдозеру…

Лефортовский и Слободской (в нем Технический университет) дворцы выходят на 2-ю Бауманскую, которая до революции звалась Коровьим бродом. Тут неподалеку, на Яузе, переправляли скот, который гнали в Москву на продажу. Трудно понять, зачем Москве две Бауманские улицы. Чем не понравилось старое название, неужто оно унижает достоинство студентов? Английский Оксфорд – это тоже Коровий, вернее, Бычий брод.

Юго-западную оконечность Немецкой слободы образует перекресток, на котором сходятся Бауманская, Спартаковская и Бакунинская улицы, ранее – Немецкая (на которой на берегу ручья Кукуй в деревянном флигеле родился А.С. Пушкин, сейчас на том месте школа), Елоховская, Покровская и Девкин переулок (до переезда в Старокирочный  там жила  «девка» Анна Монс). Так же безжалостно обошлись  со многими старыми именами в районе – разрушали привычное, историческое. Кстати, о месте появления на свет великого русского поэта. Семь греческих городов спорили о том, в каком из них родился великий слепец Гомер. В бывшей Немецкой слободе два места претендуют на высокую часть: Бауманская, а также угол Большой Почтовой и Госпитального переулка; судя по рельефу местности, там вполне мог  протекать, сбегая к Яузе, исчезнувший с лица земли легендарный ручей Кукуй.

Сейчас на том месте распласталась облицованная мелким кафелем фабрика-кухня, укрытая в теплое время года от глаз листвой  буйно разросшихся ясеней. А прежде, в 60-е годы, тут грудились деревянные сараи.

В нескольких минутах хотьбы от Лефортовского дворца находится построенная по указу Петра «Военная гошпиталь» - роскошное здание с колоннадой, имеющее облик дворца, ныне Военный госпиталь имени Н.Н. Бурденко. Екатерининский классицизм, праздничные колонны с коринфским капителями, украшенный богатым горельефом фронтон. Бросается в глаза: на фронтоне, где по идее должен находиться царский герб или какой-то другой символ прошлого, в окружении старинных пушек, ядер, доспехов и кирас слепили герб Советского Союза.

Построенный в конце XVIII века Екатерининский дворец уникален в том смысле, что имеет два почти равнозначных фасада. Один, главный, обращен на восток, перед ним были плац для парадов и Анненгофская роща, уничтоженная ураганом 1904 года. Второй, западный, обращен в Лефортовский парк. Император Павел превратил дворец в казармы, поселив в нем восемь батальонов солдат; позднее там разместился кадетский корпус. В советское время во дворец въехала бронетанковая академия, которая поначалу для конспирации называлась академией механизации и моторизации им.Сталина. Со стороны парка воздвигли неприступные сооружения, над ними по всему периметру натянули колючую проволку – она никак не сочетается с мирным, элегическим духом парка.

Сложная судьба у Лефортовского парка (он был Головинским, Дворцовым, Кадетским, Московского военного округа – МВО). А в XVIII веке его называли «Версаль на Яузе». Относительно недавно он стоял на балансе Министерства обороны, теперь его «забрал» себе город. Долгие годы казалось, что он бесхозный. Недавно тут провели реставрацию, возвратили по возможности прежний облик и форму его дорожкам, газонам и куртинам. Он был разбит в петровское время; по легенде, несколько деревьев в саду собственноручно посадил царь. Каких? Есть тут над прудом несколько вековых, в три обхвата ив и тополей – может, они?

Долгие годы парк предназначался лишь для избранных. Указ 1763 года предписывал: «Все подлые люди, худо одетые и в лаптях пропущены не будут». «Подлые» - люди низкого происхождения. В XIX веке стали пускать всех; по свидетельству очевидцев сад этот был любимым местом отдыха москвичей из средних слоев; купцы и купеческие дочки его обожали.

Призраками прошлого окружена, на мой взгляд, красивейшая в Москве церковь Петра и Павла в Солдатской слободе. Она появилась в Смутное время; спустя сто лет, в 1711-м Пётр I на собственные деньги перестроил ее для солдат Лефортовского полка, для которых, кстати, Лефорт на личные сбережения поставил тут неподалеку двухэтажные светелки, казармы. В этой церкви благословляли воинов на ратные подвиги, здесь оплакивали женщины своих не вернувшихся с войны соколов.

В конце 80-х прошлого века над церковью Петра и Павла, Лефортовским парком, военным госпиталем, а также находящимися на Бакунинской улице «палатами Щербакова» (XVIII) нависла угроза: затеяли проложить третье транспортное кольцо, на пути которого лежали «палаты» и парк. Что же касается госпиталя и церкви, то им грозило постепенное разрушение от повышенной вибрации и выхлопных газов. Общественность воспротивилась, не дала дровосекам из Моссовета порешить московскую старину в Немецкой слободе.

Собирались снести «вдовьи» дома на Госпитальной улице напротив госпиталя, построенные для вдов погибших на русско-японской войне 1905 года. Их тоже удалось отстоять. Закончилась их перестройка: запущенные, почти что похороненные здания превратились в жемчужины, подлинное украшение одной из старейших столичных улиц.

…Франц Леформ покинул сей мир весной 1699 года, Пётр в ту пору трудился в Воронеже. На перекладных он добрался до Москвы лишь на восьмой день после кончины друга. Таких пышных похорон столица никогда не видела. Гроб сопровождали три воинские части, включая Лефортовский полк, 28 полковников, протестантские священники, бояре, послы, множество простого люда. Впрочем, при жизни москвичи не особенно жаловали Лефорта – упрекали в том, что якобы швейцарец внушил царю необходимость ввести европейскую моду, брадобритье (оставлять бороду разрешалось только крестьянам и попам), курение табака , главный же упрек – за ниспровержение древнего благочестия домостроевской Московии. (Да и самого Петра многие, особенно раскольники, считали исчадием ада).

Память о близком друге и сподвижнике Петра I увековечена в Москве в названиях, помимо Лефортовского парка, - района, площади, вала, переулка, набережной и моста через Яузу – и даже тюрьмы для государственных преступников.

Перед главным входом в парк стоит монумент: высоченный Петр (в нем было два метра и четыре сантиметра) и Лефорт в полный рост.

Почтили память о своем земляке, видном российском военном и государственном деятеле и в Женеве. Его именем названа улица, ему установлен бюст…

Оглядываясь на прошлое Москвы, видишь, какую важную роль в российской политической и военной истории сыграли Немецкая слобода и Лефортово. И задумываешься над тем, как важно сберечь находящиеся здесь островки прошлого, которых осталось не так уж много, и передать их нашим потомкам.