Так думал и о Ниловой пустыне. Существует помимо меня, основанная в XIX веке архиепископом Нилом, и нет ей дела до моего существования. Но летом заболела спина, и осенью поехал по путевке в Нилову для лечения на радоновых источниках. Тот, кто проделывал этот путь, знает серпантин дороги по тайге до Байкала. Перевал иногда заносит снегом, и тогда не пробиться через него, - скользят и юзят машины, - «крепче за баранку держись, шофер…» Великолепен вид озера-моря с высоты, что внезапно открывается из-за очередной сопки, поросшей дикими лиственницами и кедром.

Потом за Култуком - резкий подъем в гору, - уши закладывает от перепада высот. Деревня Быстрая. Здесь середина пути, кафе и горячий обед с вкусными негородскими большими пирогами среди вольно раскинувшихся сопок сибирской тайги. А дальше - путь по Тункинской долине, где справа высятся убеленные тысячелетними снегами вершины Саян. Слева – долина, зажата высокими крутыми сопками-холмами, они немного ниже гор. Перекатистые мелкие речки с камешником, прозрачные до дна, бурятские селенья, скот – коровы, лошади, иногда даже верблюды, ограждения на полях, деревянные дацаны – место для молитв на невысоких холмиках близ дороги. Отсюда зимой дуют ветра, как из трубы, на Прибайкалье.

Да и сейчас по осени ударом ветра, бывает, чуть не сносит большой «Икарус» с дороги. Черные понизу, в лесах силуэты гор причудливо изгибаются острыми верхушками. Давно они уже посеребрены белым снегом, еще, должно быть, в августе. Да эти островерхие пики, верно, полностью никогда не тают. Наконец часа через два автобус, после райцентра Кырен, у деревни Туран сворачивает направо через мост над рекой Иркут и въезжает в теснины между скал, где дорожка прижимается к небольшой горной речке впадающей в Иркут, справа, а слева - крутые утесы, нависшие над дорогой.

Через каких-нибудь два-три километра и Нилова, тоже прилепившаяся к речке, с тылу и фронта зажатая крутыми сопками с тайгой. Здесь корпуса для отдыхающих, в основном двухэтажные, да с десяток домишек местного населения, из труб которых вьется дымок. Дым пахнет лесом, дровами, они лежат в поленницах у заборов, у сараюшек во дворах. В санатории неожиданно встречаю земляка - Колю.

Он уже давно здесь, пьет и лечится, даже завел роман с одной дамой, уехавшей вчера. И Коле от этого грустно, аж невмочь. Знаю, что отдыхающих, то бишь лечащихся на курорте, три категории. Одни - в поисках романа для развлечения, вторые - пьют, и только третьи серьезно лечатся. Есть еще наслаждающиеся природой и рыбалкой. Как банальны и пошлы эти курортные романы. Ничего, что дома ждет жена или муж - не узнают и никуда не денутся. Раз скучно и грустно, можно и поблудить, чтоб вспоминать весь год что-то необычное, якобы яркое в твоей серой жизни.

Вот ключевое слово – серость. От серости в душе и блуд, когда она не наполнена светлым добрым жизненным содержанием… Белый корпус для лечения один, советской архитектуры. Лечат недорого. Это не фешенебельная Белокуриха на Алтае с суперотделкой. Но наши ванны, наверное, по воздействию даже лучше алтайских. И приятнее платить за здоровье дешевле, чем дороже, живя в фешенебельной шелухе.

Народ тут пестрый. Есть крутые на джипах, есть простые, как я, по путевке от производства, есть люди издалека, с Севера или даже Запада России. Обслуживающий персонал - буряты, в основном женщины, приезжающие на работу из Кырена. Тут, как космонавта, если здоровье позволяет, подвешивают тебя на ремнях в бассейне с радоновой водой – процедура называется вытягиванием позвоночника. Потом ванны, действительно горячие. Через десять минут выползаешь, как из парной. И в фитобар, где пахнет ароматами таежных трав. В массажных ваннах лечат бесплодие, в душе - геморрой.

И даже глаза промывают радоновой водой, чтобы лучше видеть, за дополнительную плату. За нее же - и массаж, и кое-что еще, по прейскуранту… Выходишь на Божий свет распаренный, размягченный. Воздух, как газировка, резок, бьет в нос! У корпуса, на асфальтированной площадке у реки, из верблюжьей шерсти изделия – носки, жакеты, пояса и прочую сувенирную мишуру предлагают приезжающие каждый день торговцы…

Медленно идешь вдоль парящей реки, которая то бурлит, шумит на перекатах, то притихнет в короткой заводи. К корпусу, где спишь, и столовая. Рядом - источник с серебряной, говорят, водой. Она чиста и вкусна. Не знаю только, есть ли в ней действительно серебро? Был я в конце октября, начале ноября. Река еще не встала, только валуны посреди нее леденели глыбами льда, а мороз ночью поджимал иногда до -20. По берегам схватывало закрайки, с которых на мушку ловили быстрых небольших хайрюзков рыбаки. На одном из перекатов купались каждый день две бело-серые птички – оляпки.

Ныряли в ледяную воду на несколько секунд и потом выскакивали. Что уж они там ловили? От ничегонеделания, - не привлекал бильярд и пьянка, и даже дамы без собачек, - гулял по дороге вдоль селения. Уходил от Ниловой километра на два-три. Дорога дальше вела уже к горам, где была одна бурятская деревня. А за ней - знаменитый Шумак с многочисленными горячими источниками, куда ходят крепкие на ноги туристы да летают на вертолетах сановные гости.

По пути к деревне у излучины реки – дацан, весь в пестрых лентах на деревьях. Он мне напомнил русское кладбище с выкрашенными оградками. Место выбрано великолепно – высокий берег, река, за нею сопка, тайга! Вид вольный и просторный! Обидно только мне было, что в этой глуши, где когда-то поселились с благословения архиепископа русские монахи для лечения и молитв, нет даже часовни. И могилы тех монахов, что отмаливали, вымаливали некогда эти места, должно быть, давно позабыты. Не нашел я ни одного креста от благодарных потомков.

Только при въезде в Нилову памятник разбившемуся шоферу, почти моему ровеснику. И вот я гуляю по белу свету, а он давно уже лежит под землей – такие мысли навевал этот памятник...

Горы таили тайну. Они молчали днем, все в великолепном белом облачении. И вечером каменели, темнея, синея, под ночным искристым от звезд небом. О чем они молчали? О ничтожности человека в этом мироздании… Сияла луна, шумела река, крепчал мороз, воздух был вкусен и свеж. Как тысячи и тысячи лет назад. Как будут стоять и молчать эти горы и после нас, уже для следующих поколений. Я молился, связывая цепочку времен, за тех монахов, что безымянно покоятся в этой земле, за основателя – иркутского архиепископа Нила, воздавая благодарную дань ушедшим.

Благодарил Бога, что открыл мне это место, дал побывать здесь, расширил душу новым познанием, впечатлениями. Среди пьяных мужиков были и тверезые, запевавшие порой о России. Таится в глубине мужицкой души еще любовь к родине, не одна пьянь на уме. Да и пьянчужек поскреби, как протрезвятся, много интересного расскажут, нормальные собеседники. Жаль только, не научились многие из них отдыхать по-другому, была лишь бы баба да водка. С Колямой, земляком, вспомнили как-то ночью, долго не засыпая, всех друзей по детству. Многих из них уже нет – спились, ушли в мир иной. Как-то остро, очень жаль душе, что не состоялись они, жизнь обманула, точнее враг.

Так многообещающе, интересно, весело было наше детство и юность, молодость, проведённые вместе! И закончилось все для половины тупиком пьяной смерти… Коляму ждали жена и дети, и он, не долечившись, протрезвев от водки и курортного романа, рванул домой к внучке, по которой соскучился. Оторвался не по полной. Благодаря, наверное, и моим молитвам за него. Этого еще удерживает от тупика жена, дети, работа, дом. Хорошо бы еще и вера, Господи!..  Я уехал по первопутку, по первому снежку, покидая благословенные, благодатные места и полагая, что еще сюда вернусь.