От автора: Реализация проекта «Иерусалимская мелодия» внезапно отодвинулась на неопределенный срок, а до исхода наших героев в Египет оставалась еще целая неделя. Пелена с глаз г-на НИК-то потихонечку спадала, а ипохондрия развеивалась. В такси он с упоением читал поэму Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки», отхлебывая прямо из банки «Ханаанский бальзам» умеренной крепости. Внезапно он вспомнил, как еще в начале своего удивительного приключения (см. главу первую), продумывал в буфете на шхуне с де-Жу вариант турецкой ночи на испанском бреге.

К тому же, где, скажите мне, как не в Испании, только и можно толково написать продолжение к такой поэме?

Каждый уважающий себя механик (а это была - моя первая специальность по диплому), имеет дело с простейшей формой движения, которое состоит в изменении положении материального тела относительно другого объекта во времени. Как известно, пространство и время неотделимы от движущейся материи, они являются объективно реальными формами ее грешного бытия, поэтому я уже принял абсолютно новое решение: - «…водитель, нажми на тормоза… мы к маменьке родной с последним приветом спешим показаться на глаза!» ... разворачивай-ка «яхту белую» свою, да кати нас, дружочек ты наш, – таксидрайвер дражайший, водила ты наш незабвенный, - прямиком в порт-аэро «Бен Гурион».

А как же не улететь в неизвестность? Улететь от всех катаклизмов и кошмаров последней недели, скандального срыва Тимуром условий договора на постановку «Иерусалимской мелодии», потери прекрасного, уютнейшего дома творчества у прекрасной Фриды… тесно мне стало в Израиле, тесно, дамы и господа, … так тесно, что чересчур деятельная натура востребовала для себя новейших мироощущений аж на другой стороне Средиземного моря. А может, на той, другой стороне, меня, наконец, посетит гениальное поэтическое призвание, чем черт не шутит, с кем не случаются такие метаморфозы, однако …

И тьфу на всех тимуров и прочих, других – короче, не романтических лириков. "Слетаем в Испанию?" - спросил я раздумчиво де-Жу, а он все команды понимал с полуслова. "Летим!" - и уже заказывает по мобильнику два билета на ближайший рейс в Барселону. Рейс прошел технически идеально, без особых, достойных пера, приключений. Да, и как очень тонко подметил в старое доброе время Михал Михалыч:

У нас с собой было… чем плодотворно занять свое полетное время. Чокнулись: «Нормально, Евгений? - Отлично, мистер Ник!» - Ну, забыл в самолете де-Жу свой любимый картуз, а с кем не бывает? С точки зрения обывательского здравого смысла это действительно была утрата. Но, тем не менее, в моих мыслях не было ошибки, вот если бы он на багажной полке лайнера оставил свою голову, то и в этом случае ее бы нашли и обязательно вернули. Сервис! Другой недостаток де-Жу: склонность после первой рюмки впадать в иллюзию. Его иллюзия - это сожаление о том, чего уже нет. Бейсболки уже нет, не существует в данный, конкретный момент. Очевидно, что ему придется раскошеливаться на новую, голова же осталось при нем. Так о чем еще сожалеть, о картузе или о собственной голове?

Барса поначалу встретила нас не совсем приветливо - сокрушительным ливнем во вступлении и феноменальной по силе грозой в финале. У знаменитых фонтанов в центре города мы промокли до последней нательной маечки, трусиков и их составляющих ниточек… А все только и говорят: Каталония, ах, эта Каталония! Ото всех я только и слышал про жару и пекло летнего сезона в Испании. Ну и где оно, эта хваленое, жаркое по-испански, скажите же мне на милость, но только прошу вас, по-честному, - так где же оно? В Барселоне мы имели дело с ярко выраженным синоптическим парадоксом в чистейшем его виде.

Но у нас опять было, - нашлось немного из летных запасов… а для дополнительной подстраховки де- Жу шустро сбегал в ближайший маркет и принес две небольшие фляжки настоящего рома «Баккарди». Выпили… все начинало складываться, ну просто замечательно и, в некоторой степени, даже восхитительно. Все было бы хорошо, если бы не снующие повсюду велосипедисты с велосипедистками, которые своим постоянным мельтешением отвлекали от предстоящего эстетического созерцания рукотворной красоты и сопутствующей этому процессу глубокомысленной философской беседы. Но эти двухколесные сновали, как одержимые, туда- сюда, сюда–туда. 

Скажу прямо, я ничего не имею против благообразных испанских старичков - старушек, детишек и даже интернациональной африканской молодежи, но когда ты, размеренным шагом бредешь по Барселоне с севера на юг, с запада на восток, из конца в конец или как попало - и все это время тебя преследует кручение педалей, это - нонсенс, это - сплошное излишество! Так и подмывало громогласно воскликнуть: "Хватит крутить (пауза) педали, остановитесь в своем хаотичном движении, хоть на одно чу’дное мгновенье и замрите, замрите под нашим баобабом или под вашим платаном в желанной яви туманной реальности, чтобы прочувствовать сию красоту и отведать (в лечебных целях) семилетнего рома Баккарди." Но, Боже упаси, силком тянуть к прочувствованию красоты того самого чудного мгновенья, мы, соответственно, никого не стали. Ну и правильно сделали! Сами же, неторопливо переместились под это соседнее древо для продолжения нашей занимательной беседы.

Де-Жу еще раз сбегал в магазин, на этот раз принес мне бутылку дымчатого сухого вина из Алелья, а себе, весьма нетактично для местных производителей, прикупил шотландского виски. Как он объяснил, в нем вдруг проснулась ностальгия по так давно оставленному Альбиону. Он положил правую руку на сердце, низко опустил вихрастую голову и по краям его карих, цыганских глаз, набухли две большущие капли…

- Не надо, Женя!
- Больше не буду, - отвечал он сквозь слезы.

Однако у меня было подозрение, что окончательно и бесповоротно тоска проклятущая его подзаела только пред многоярусными винными полками при последнем посещении супермаркета! Я налил вина Алелья в маленький пластмассовый стаканчик и по всем правилам дегустировал его. Что за прелесть это вино … во вкусе его отмечался белый мускатный виноград, оттененный белым Шардоне или же белым Совиньоном. А какая-такая прелесть возникает от закадычной дружбы с Джоном-Ячменное зерно, и к тому же при его совсем неправильной дегустации?

Дружба – дружбой, но, тем не менее, пора уже было взглянуть на знаменитый Собор. Мы пропустили еще по стаканчику, за здоровье Михал Михалыча и за гений Гауди, а потом бодрым шагом устремились к собору. В карту путеводителя я на этот раз даже и не взглянул, - лишнее, - ведь ноги сами по себе вели к намеченному для просмотра культурному объекту. К тому же выглянуло солнышко и я уже не хотел залезать под любую, даже самую надежную в Барсе соборную крышу, а вот, на обзорный башенный кран, в его кабину захотелось, но сколько ни требовал того же в кассе де-Жу, нас не пустили, билетов у них, видите ли, на краны уже нет, - вот и вся, их хваленая, буржуйская предприимчивость в чистейшем ее виде! Вот в Италии, - плати наличными и залезай хоть в кратер Везувия. Может, просто билетики закончились? Де-Жу же горячо вознегодовал на каких-то перекупщиков-жучков, вдобавок приплел туда же еще и русскую мафию. И, вообще, стал каким-то излишне ершистым и столь же излишне горячительным.

Вот что делает с интеллигентными секретарями-референтами и бывшими сотрудниками британской рекламной службы неосмотрительное употребление крепких спиртных напитков в неправильных дозах, неправильно продегустированных!

Но проблема с предприимчивостью компенсировалась (у встречающей нас стороны) искренним и теплым радушием. Как только я, отведав в присоборном буфете красного игристого из винных погребов Вальморы, заявил, что из моего бокала тянет средиземноморским бризом и колыбельным спокойствием, так тут же, один лысый дяденька, по имени Фауст, прервал свое глубокомысленное изучение Библии и, на чисто русском посоветовал нам погоняться за бризом в бухте Бланеца, а на спокойную колыбель отправляться исключительно в Пинеду. Мы угостили винцом и этого дяденьку. Потом, он же, все также любезно, как и со своими советами, показал нам самую короткую дорогу на ближайшую остановку скоростной прибрежной электрички. Мы точно последовали его рекомендациям и не прогадали. Стоит отметить, что де- Жу чуть было не перечеркнул все наши перспективные планы. В электричке он ошибочно, но достаточно упорно и настойчиво, начал меня уверять меня, что бриз - в Пинеде, а колыбель, де, - в Бланеце.

Вот так дурно повлияло на него знакомство с Джоном-Я.З., - а кто гарантирует, что шотландский продукт был не «паленым казачком», - никто не может сейчас гарантировать этого! Вспоминаю один поучительный случай… Как-то в Москве я тоже купил на Арбате бутылку виски с сертификатной наклейкой… и чем все это закончилось? Теперь, только благодаря моему субконтинентальному хладнокровию, легированному виноградной лозой, и при наличие четко сформулированной и ферментированной ссылки на авторитет глубокоуважаемого, еще со времен Гете, д-ра Фауста, - помогли нам избежать возможного недоразумения в созревании самообмана при оценке последующих событий.

С бризом и колыбелью все устроилось в лучшем виде, но когда на следующее утро де-Жу заявился в мой номер с початой бутылкой абсента и спросил, не знаю ли я, по ком этой ночью звонил колокол на башне собора св. Андреаса, вопрос его поначалу завис в воздухе, слегка покачался, а когда приземлился, я уже понял что продолжение к поэме «Москва- Петушки» будет точно и вполне гарантированно написано. Не знаю только когда, может быть к Новому году, а может и к Старому. С НОВЫМ ГОДОМ, ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ, ПРИВЕТ ВАМ ИЗ ПИНЕДЫ ДЕЛЬ МАР!