Ранняя история человека в этих местах была связана с охотой на северного оленя. С ней был связан и кочевой образ жизни населения. Из года в год летом охотники приходили за оленями в одни и те же места. Здесь возник способ добычи дикого оленя на воде во время его переправ через реки с применением лодок «поколка». Этот способ охоты при изобилии оленей позволял добывать практически неограниченное количество мяса, что обусловило быстрый рост населения тундровой зоны и привлечение южных племён. Смешение последних с аборигенным населением сформировало нынешние этнические группы.

За местами "поколок" закрепились соответствующие названия, около многих из них сложились культовые комплексы разных народов. Здесь веками накапливались знания, которые передавались в устных сказаниях, отражались в символах, наносимых на природные объекты и календари. Сейчас это "охотточки", с которых зачастую заезжие бригады вытесняют коренных охотников. Лавинообразное сокращение численности дикого оленя, начавшееся ещё в неолите, привело к совершенствованию охоты на других животных, развитию рыбной ловли и возникновению домашнего оленеводства. В недалёком прошлом домашние олени славно потрудились и на спасательных работах морских экспедиций, и в геологических партиях, и на строительстве. Тем не мене в центре хозяйственной деятельности оставался дикий олень.

Коренные знали, что основную массу оленя надо добывать осенью, во время миграций их на зимние пастбища в лесотундру и тайгу, меньшую – весной, при движении к местам отёла и летнего пребывания. При промышленных заготовках для нужд строящегося комбината это во внимание не бралось. Есть такой нехитрый расчёт. Остаток вырученной от продажи нефти, газа, цветных металлов валюты страна главным образом тратит на закупку продовольствия, прежде всего мяса и зерна.

Между тем разрушаемую тундру путём несложных преобразований, можно превратить в гигантский мясной цех страны. Если на каждом квадратном километре нашего севера держать хотя бы одного оленя, то общее их поголовье составило бы 10 миллионов голов, что эквивалентно 30 млн. овец, причём заготавливаемых при низкой себестоимости.

Здесь речь идёт о домашнем олене. На Таймыре к этим расчётам можно было бы добавить и дикого оленя. Была бы очень весомая прибавка в виде самого большого стада дикого оленя, насчитывающего примерно 400 000 голов. Оно десятки лет служило хорошим подспорьем в питании, как строителей и рабочих Норильского комбината, так и жителей Норильского региона. Это стадо можно называть национальной гордостью России. Однако "Оранжевый туман", ползущий от комбината, всё плотнее расстилается поперёк путей их миграций. Олени уходят в Якутию.

В Норильске, у Соцгорода, десятки лет стоит пустующий постамент, на котором когда-то стояла скульптура «первой комсомолки». Если и дальше промышленность так будет теснить оленей, пустующее место на этом постаменте должна будет занять скульптура северного оленя. А если помечтать на морально-этическую тему, то у подножия по кругу, как они это делают в случае опасности, можно расположить скульптуры овцебыков и закрепить на постаменте табличку с аннотацией об акклиматизации их на Таймыре. Не малая заслуга в этом норильских учёных и охотоведов. Такую скульптуру можно было бы воспринимать как обращение к коренным: "Люди тундры! Мы восстановили популяцию овцебыков, восстановим и стада домашнего оленя!".

Это было бы и покаяние, и обещание, и памятник героическому труду сотрудников НИИ сельского хозяйства Крайнего севера. Это было бы нечто иное, более подходящее по смыслу к строящейся новой России, чем каменная глыба, стоящая десятки лет в центре города с текстом–обещанием воздвигнуть на этом месте памятник строителям Норильска. В советские времена самого северного в мире города-комбината. В настоящее время такое ощущение, что комбинат покидает город, и он быстрее исчезнет, чем будет реализована эта данное когда-то кем-то обещание.

Когда мне в ворота стучится Чужак,
Вполне вероятно, что он мне не враг.
Но чуждые звуки его языка
Мешают мне к сердцу принять Чужака.
Быть может, и нет в глазах его лжи,
Но всё же за ним я не чую души.
Р. Киплинг

В природе всё всегда находится в движении. Это движение, - как движение маятника часов поддерживает движение стрелок, - поддерживает жизнь на планете. Движутся по земле и люди. Земля, бывшая вчера родной одному народу, сегодня становится родиной другого. Так устроен мир, что не бывает этого движения без жертв и страданий. Бились где-то в этих местах ненцы и нганасаны, отстаивая каждый своё право на богатство этой земли. В 30-е годы XX века они вместе пытались отстоять свой привычный образ жизни в битве с новой властью. Безжизненная для чужака тундра давала коренным пищу и кров. Дарила жизненную силу.

Но война уносила жизни лучших людей, хранителей законов по которым развивается знание. Жизненной силы становилось всё меньше и меньше. В какой-то момент инстинкт самосохранения рождал мудрость: познать с помощью насилия законы знания нельзя. Можно завладеть ими, но для того, чтобы научиться ими пользоваться, нужно время, много времени. Примерно в 150 километрах юго-восточнее Диксона, между реками Енисей и Пясина, расположено озеро Надудотурку (Гремучее или Говорящее озеро), открытое для русских Никифором Бегичевым. Побывавшие там в 1961 году промысловики рассказывали, что на его берегу большие кладбища, остатки стойбищ со скелетами людей, много изделий из железа. Они решили, что нашли следы сражения. Так это или иначе, сути не меняет. Только требует дополнительных исследований. Район этого озера должен стать памятным историческим местом.

К тому времени, когда на Таймыр вышли русские люди, богатств этой земли было в избытке. Поэтому аборигенное население относительно спокойно встретило приход чужаков. Достаточно быстро были выстроены взаимовыгодные отношения. Уже в XVI–XVII веках ремесленные люди города Мангазеи, стоявшего на реке Таз, использовали для своих изделий не только мех и кость, но и норильскую медь. Торговые обороты этого первого в мире заполярного города даже по сегодняшним меркам были очень значительны. При раскопках Мангазеи профессором М.И. Беловым, в её границах было обнаружено ещё более древнее поселение с большим количеством литейных мастерских, использовавших норильское сырьё. Церковь, распространяя своё влияние на кочевников, "новокрещённым" давала "складни"- иконы, сработанные из норильской меди. А в придачу они получали на 5-6 лет освобождение от ясака, комплект русской летней или зимней одежды.

Их правовое положение приравнивалось к положению крестьян. Но за это надо было платить новыми условиями жизни - жить отдельно от прежних сородичей. Сложно бывает понять даже христианскую мораль, а решения властьпридержащих иногда даже бессмысленно пытаться понимать.

Политическое решение царя Алексея Михайловича, направленное на сохранение богатств Мангазеи от "немцев" – запрещение плавания в Сибирь морским путём, привело к упадку активной деловой жизни на севере Сибири и в том числе на Таймыре. Промыслы по Енисею, Пясине и морскому побережью, не имея рынка сбыта, сократились, а жившее там русское население частью разъехалось, вымерло или слилось с коренным населением, приняв их обычаи и образ жизни. Ко времени первых научных экспедиций "затундринские крестьяне" сами себя считали русскими, хотя по языку и обличью ничем не отличались от коренного населения. Сложившаяся таким образом этническая группа постепенно вошла в новую народность – долган. Поэтому промысловики, пришедшие сюда в XVIII-XIX веках из центральных районов страны, были встречены местным населением как соплеменники.

Те же, кто пришёл за ними на эту родную для долган, ненцев и нганасан землю создавать промышленные предприятия, были жёстче и практичнее всех предыдущих.

Очень скоро бывшие хозяева этой земли стали у них рабами. Пришедшие нарушили Табу. У тех, кто пришёл сюда с другим знанием, позволявшим решать задачи неведомые местному населению, труд – отец на земле – матери убивал жизнь. Скорее всего, ни Сидоров, ни Урванцев, вложившие в разведку норильских руд свои жизни, не могли даже в кошмарном сне ожидать таких последствий. И верховный правитель Колчак, веривший в то, что "Арктика – будущее России" не догадывался об этом, посылая в трудные для своего правления времена геологическую экспедицию в верховья Енисея.

Так свершалось вечное движение, что эта земля, скрывающая несметные богатства, манила и зачаровывала, как манит и зачаровывает разгадка тайны. Гигантская машина уничтожения, созданная в центральной России, программировалась предельно просто: "…до основанья всё разрушим, а затем, мы свой, мы новый мир построим…" Её применение позволяло решать любые задачи.

Победное шествие Советской власти на центральном Таймыре началось с создания культбаз в Хатанге и Волочанке, коллективизации, строительства Норильского комбината и посёлков для переселённых народов. Выпустив ряд декретов и постановлений, государство сделало богатства этой земли средствами своей монополии.

Продолжение следует