Я пожелал всем доброй ночи. В небольшой гостинице где-то в районе Диманхура в комнате со спартанской обстановкой спалось мне сладко и безмятежно. Снилась одна знакомая танцовщица из Пушкинского музея, и это явно была не Шамса... Все постоялые дворы на Востоке, - форты, крепости, тысячелетиями строились, разрушались, вновь возводились практически на одних и тех же местах и фундаментах, из одних и тех же строительных материалов. Их стиль претерпевал изменения, но ими можно пренебрегать при комплексных исторических или архитектурных сопоставлениях. Основными тремя параметрами, которые определяли завидное долголетие таких сооружений, являлись: караванный путь, вода и звонкая монета за безопасный кров. Ещё не забрезжил рассвет, когда я поднялся, привел себя в порядок и вышел во внутренний двор, где, кроме бдительных часовых, собралась уже группа позевывающих туристов.

Шамса и Мухаммед тоже стояли во дворе. Я подошел к ним, поздоровался с девушкой, а затем учтиво раскланялся с Мохаммедом. Гид из экскурсионного сопровождения группы повел нас к близлежащим холмам для встречи рассвета. Заря уже занималась, пурпурными облачками загораясь на светлеющем небе; утренний холодный ветерок приносил запахи Великой пустыни, присущие только для одного из мировых чудес света, - Африканской Сахары. Над руслом ближайшего рукава Рашида клубился плотный утренний туман, показалось, что я даже слышу тихий шелест прибрежного тростника и робкие трели местных пичужек.

Ликующее в красках безоблачное небо, прозрачный чистый воздух сулили ясный день. Я посмотрел на своих спутников. На их лицах читались крайне противоречивые чувства. Мохаммед с трудом сдерживал внутренние порывы к энергичному действию, - ему трудно давались философские уроки неспешного созерцания красоты окружающего мира. Шамса же интуитивно, по-женски глубоко чувствовала значимость рождения нового дня с приходом первого лучика солнца. Она верила в магическую силу утренней мольбы о любви и счастье, ее губы что-то тихо шептали.

О себе же подумалось так: жил-был одинокий странник, который считает, что нужные символы и знаки пока еще не полностью собраны и закреплены в его программном формате: что день грядущий нам готовит? В Египте до сих пор рассказывают складные байки, что один чужестранец обладал феноменальным чутьем на отыскание древних кладов, но скажу Вам по секрету, что порой у него иссякали эти удивительные свойства, и добывал он лакомый кусочек от сладкого пирога лишь большими и тяжкими стараниями.

Что на меня нашло после завершения утренней экскурсии, не знаю, может, вселился бесенок или же виной тому являлся файл с картой-схемой, который я только что получил от своего компаньона? Я безапелляционно заявил спутникам: наш дальнейший маршрут будет сейчас же изменен. Мы с Шамсой направимся к пирамидам и заночуем в окрестностях Гизы, а Мохаммед проинспектирует археологические работы на объекте, и будет дожидаться нашего возвращения на первой стоянке французского корпуса. Я не стал дожидаться вопросов или возражений, а проследовал к своей машине.

Через полчаса мы тронулись в путь. Куда подевалась моя прежняя галантность? Я отдавал Шамсе лаконичные приказы по телефону и требовал их беспрекословного исполнения. Мне было наплевать, обижается она или нет, я ловил кураж. После посещения пирамид я отметил на своей карте малюсенький островок на Ниле и распорядился обустроить на нем наш походный лагерь для ужина и ночлега. Сумерки опустились на землю, как черный, бархатистый занавес с золотистыми звездочками; я заснул, сильно расстроенный отсутствием зримого и осязаемого результата. Снились: огни на холмах, туннели, жрецы, пляски скелетов, снова яркие, ослепительные огни. Потом объявился Тимур в генеральском мундире и на коне, который скрипучим голосом вещал мне примерно следующее: «Твоя цель - совсем рядом… просыпайся и смело шагай на свет Ориона,- найдешь сокровища, но бери от целого только малую его часть. 

В этом деловом турне по ночам мне постоянно что-то снилось, причем все – «в масть». Я принял к исполнению и данное наставление: открыл глаза и прислушался. Лагерь мирно и безмятежно спал. Я тихонько вылез из палатки, огляделся и пошел на восток, в сторону темнеющих холмов. Я действовал по наитию, бессознательно, как лунатик в полнолуние, и, направляемый внешним воздействием, был уверен, что иду прямиком именно туда, неведомо куда, где непременно найду то, неведомо что. Так уже случалось и ранее, и всегда с положительным для меня результатом. Вскоре я подошел к загону для скота и решил обогнуть его вдоль забора; но кроме пустого навеса, кормушек, да бадьи с водой, там ничего интересного не оказалось. «А куда же пастух на ночь загоняет свое стадо?» - от этой мысли стало чуть теплее, но припекало пока ещё не слишком сильно. В голове защелкали, зазвонили разнокалиберные тумблеры и колокольчики, а ступни, как и положено в таких случаях, сильно зачесались. Котелок шумел и вот-вот должен был закипеть. Значит, изменения в маршруте пошли на пользу и я подкрадываюсь все ближе и ближе к сути этого хитрющего дельца, к разгадке напутственных подсказок нашего главного режиссера.

Внезапно я услышал какой-то посторонний шум и включил фонарик: оказалась, что это собака, которая подбежала, признала во мне друга и уткнулась в мою ладонь влажным носом. Я ее ласково похвалил и погладил, она чуть отбежала в сторону, и повернула голову, как бы приглашая следовать за ней. Неторопливо пошел вслед за ней, внимательно оглядываясь по сторонам. Через пару минут, прямо по курсу появился слабый, мерцающий огонек, струившийся из какой-то узкой щели, который то появлялся, то ненадолго пропадал. «Этому должно быть разумное объяснение», - подумал я про себя, подошел ближе и направил луч фонаря в сторону загадочного явления. Все объяснялось довольно просто и прозаично: проем на склоне холма закрывала грубая, старая рогожа, она слегка колыхалась от ветра и через периодически образующиеся щели наружу проникал желтовато-голубоватый свет. Собака куда-то убежала, а я сдвинул полог в сторону и проник в довольно обширный зал. Он была подсвечен ровным приглушенным светом. В одном углу сгрудились домашние животные, а в другом высилась внушительная пирамида из костей, черепов и всякого хлама. За пирамидой, этим апофеозом бренности нашего суетного бытия, располагался основной источник освещения пещеры.

Я решил выяснить природу этого источника, стараясь, без надобности, не наступать на повсеместно разбросанные, останки людей и скотов. За этим страшным сооружением зияла узкая, длинная брешь, в которую я без труда протиснулся, и увидел другую пещеру с высоким, естественным сводом. Желтый цвет, который спектрально характерен только для одного на свете металла, слепил глаза до жуткой рези. Миллиарды блестящих светлячков- песчинок раскрасили своими блестками пол, стены и даже потолочные уступы.

Посреди пещеры высился грубый каменный постамент. На нем стоял алтарь, я лишь на мгновение взглянул на то, что на нем лежало, и тут же зажмурился от оптической вспышки, попятился и упал, споткнувшись о камень. Наверно, мое ослепление и легкое беспамятство продлилось минут пять или шесть. Понемногу радужные круги перед глазами начали пропадать, я смог подняться, повернулся спиной к световому излучателю и глянул на саднящие ладони. Они были в мелких ссадинах и порезах,- сочилась кровь, да ярко блестели прилипшие к каплям крови пылинки песка.

То, что я первоначально принял за сверкающий под ногами речной песок,- оказалось, всего-навсего, настоящим золотым песком самой высшей пробы. Скажу откровенно, что до этого не страдал и, к счастью, не страдаю в настоящее время синдромом «золотой лихорадки», но меня эта картина эмоционально потрясла. Прежде такого обилия золота, сосредоточенного в одном месте, я ещё никогда и нигде не встречал. Это золото чуть не ослепило меня, ранило мое тело (ладони с коленями), но не погубило мою бессмертную душу! Я посмотрел на камень, о который недавно споткнулся. Оказалось, что это был небольшой ларец, наполовину засыпанный этим золотым песком. Я припомнил слова из последнего сна о том, что могу взять малое от целого, взял ларец и перенес его в первую пещеру. Почти сразу же я смог открыть его, благо запор оказался незамысловатым. Ларец был до краев набит разнообразными старинными ожерельями, драгоценными камнями, украшениями из серебра и золота, отделанными бриллиантами. Опять пришлось зажмуриться и, открыв глаза, признать: нет, это уже не сон, это – настоящая явь! Котелок вскипел, но как можно легализовать этот богатый трофей, чтобы не нарушить тайну всего святилища? Я завернул ларец в какую-то грязную, рваную тряпку, отнес к питьевому колодцу и сбросил его вниз. Было около трех часов ночи. На обратном пути от пещер к лагерю меня никто, к счастью, не заметил; все пока еще крепко спали. Проделав все эти манипуляции с кладом, я примостился на скамейке рядом с колодцем и решил немного вздремнуть после трудов праведных. Меня разбудил голос Шамсы около семи часов утра:

- Паг, почему ты спишь на этой скамейке, а не у себя в кровати?
- Ночью мне приснился удивительный сон,- отвечал я ей таинственным шепотом, - в нём твой почтенный родитель явился мне и подсказал, что на дне этого колодца покоится заговоренный клад. Его можно обрести, но не позднее восьми часов сегодняшнего утра. Я проснулся и поспешил сюда, но было еще слишком рано и, к тому же опасно без страховки лезть в глубокое нутро. Тогда я решился дожидаться рассвета на этом месте, покараулить клад, а уже потом разбудить тебя для помощи в этом деликатном деле. Но, увы, я заснул на скамейке, но ты появилась очень кстати. Теперь нам следует торопиться, в нашем распоряжении остается всего один час!

Шамса всплеснула руками от удивления и восторга. Моим не очень складным басням она сразу же поверила, в её глазах зажглись азартные огоньки, щеки раскраснелись. Она кликнула слуг, её приказы мгновенно исполнялись: один тащил пожарный багор, другой - бухту троса, третий уже свесил ноги в темное жерло колодца… Трос перекинули через блок колодца и закрепили на поясе молодого араба.  Тянулись томительные минуты ожидания. Наконец цепь бадьи загремела, это был условный сигнал для подъема поисковика. Дружными усилиями мокрого с головы до ног парня вытащили из колодца вместе с тючком и багром. Шамса издала гортанный, победный клич орлицы, который был понятен и без перевода. Находку перенесли в её «гнездышко». Она взмахнула руками, как крыльями, и прислуга моментально испарилась. Мы с Шамсой остались наедине, а если точнее сказать, наедине с заговоренным (мною) кладом.

После того, как я побывал ночью в алтаре, дал себе зарок больше не прикасаться к сокровищам, а передать всю инициативу по легализации клада исполнительнице заглавной женской роли. Поэтому я отошел в сторону и молча указал Шамсе указательным пальцем на «неведомо что». Её не нужно было повторно упрашивать. Мгновение - и в руке блеснул кривой кинжал, который одним махом освободил ларец от грязной тряпки. Тем же орудием она вскрыла крышку заветного ларца.

Танец пери с кинжалом и украшениями я не буду описывать лишь потому, что не смогу подобрать для этой уникальной сцены нужных слов. Наконец пляска закончилась… Шамса в изнеможении опустилась на ковер, склонила голову и затихла. Прошло несколько минут. Наконец, Шамса поднялась и молча отошла, вернулась, неся на подносе два бокала: «За Вас, мистер Паг!» Мы выпили, вернее, я слегка пригубил, но этого оказалось вполне достаточно: земля вздыбилась, зашаталась, а предметы исказились в своих формах и размерах. Я начал плавно заваливаться на зеленую лужайку персидского ковра...

Последнее, что я запомнил, было то, что меня, подхватив, потащили то ли в рай, то ли в ад… Воссияло радужное, высокое небо, лишь иногда его заслоняло бородатое лицо одного из небесных ангелов или демонов, которое было похоже на хозяина бедуинского стойбища, - Али. Я закрыл глаза и потерял сознание. Очнулся уже на тверди из каменных плит со связанными руками, в кандалах, прикованный ржавой цепью к стене, в той самой пещере, в которую приходил ночью; в углу мирно блеяли и жевали корм овцы с козами. Библейская картина, да и только, однако, запах стоял столь тошнотворный, что у меня закружилась голова …Меня вырвало, стало немного легче. Кое-что начало всплывать в сознании и припоминаться: «Мама дорогая!»

Мне удалось развязать веревку и открыть замок на кандалах, повозившись с этим часа полтора или два. Технике выживания в экстремальных условиях нужно учиться долго и терпеливо, а учеником я всегда считался прилежным. Да и слово волшебное мне известно! Так, развязывать узлы типа «восьмерка» легче в намоченном состоянии, а отмычку к замку можно подобрать в наборе офицерского ножа, который в походе тайно носишь за голенищем берцев. Звучит же это волшебное слово, которое помогает устранять преграды и брать барьеры на твоем жизненном пути, звонко и лаконично – «Свобода»!

Окончание следует