Наши первые ужины мало отличались от томсоновских (кроме, конечно, цен). Обучать нашего повара вызвались сочувствовавшие нам женщины, и дня через три мы уже ели неплохой борщ и давали повару советы, как сделать его еще лучше. Наступил краткий период удовлетворенности. Холостяки подсчитывали, на сколько дополнительной выпивки они сэкономят денег. Получалось очень неплохо, и не только на выпивку. Томсон рвал и метал. Оправившись после первого шока, он понесся жаловаться к Офори. Вместе они пришли к нашему начальнику Сидорову. Тот, конечно, был в курсе происходящего, а на жалобы Томсона с недоумением отвечал, что не имеет возможности запретить людям ходить в гости друг к другу и питаться вне столовой, а также, что он неоднократно слышал жалобы на работу томсоновской столовой. Воцарилось затишье, потом Офори с Томсоном принесли контракт.

Следующий день был выходным. Я заранее поставил себе минус в журнале питания у Томсона на весь день. Но некоторые из наших холостяков очухались к обеденному времени и пошли к Томсону. Когда ребята обедали, из двери, ведущей в служебные помещения, вывалилась толпа столовской челяди с Томсоном посередине. Не обращая внимания на наших, он выступил перед официантами с гневной и пламенной речью (не на английском), в которой несколько раз упомянул мое имя под одобрительные выкрики халдеев. В конце речи Томсон разыграл что-то вроде пантомимы, приказав челяди расступиться, чтобы видели все наши. Жестами он обрисовал в воздухе чью-то фигуру и сказал громко: "Мистер Макзута". Потом как бы взял Макзуту за плечи, развернул к себе спиной, дал ему мощного пинка под зад, заинтересованно проследил взглядом долгий полет и удовлетворенно крякнул, отметив факт приземления где-то в отдалении.

7 ноября нам дали поспать. Где-то в середине дня в лаборатории состоялось общее собрание-митинг, но идти на него «профорг» Орлов разрешил не рядами и колоннами со знаменами и транспарантами, а поодиночке, парами и вообще, как кому заблагорассудится, но в чистом, причесанном, высморканном и выглаженном виде. На митинге Орлов рассказал о победе Советского Союза и его миролюбивой политики в «карибском противостоянии». Все были рады и горды, хотя, мне кажется, большинство просто облегченно вздохнуло, что ядерная война отменяется или откладывается.

На празднике открытия Центра я познакомился с симпатичной молодой негритянкой по имени Ампонса. После этого я стал часто замечать ее, обычно в компании молодых замужних женщин, мужья которых занимались делами вне лагеря. Такие компании введут себя более сдержанно, чем молодежные, но тоже о чем-то между собой сплетничают, смеются, мечут смущающие взгляды, в том числе и на русских. На вечерах мы несколько раз танцевали, и Ампонсе это явно нравилось. Мне она тоже нравилась – симпатичная, красиво одетая. Я узнал, что она была замужем за главным шофером экспедиции.