Дуньхуан завладел моей душой, когда я впервые вступил в пределы этого крохотного оазиса в 2007 году. Мы приехали на съемки корейского вестерна “Хороший, плохой, странный” и провели в пустыне шесть месяцев. В промежутках между съемками, в ста двадцати километрах южнее городской черты, я часто бродил по ровной, ничем не ограниченной пустыне. Однажды я забрел слишком далеко и потерял из виду наш лагерь. Был полдень, холод пронизывал до костей, а солнце припекало голову. Мне пришлось побродить несколько часов, пока звуки выстрелов батальной сцены не подсказали мне в какую сторону идти. Лишь впоследствии я узнал, что дерзнул подойти слишком близко к пасти Такла-Макана - пустыни, которая, приняв однажды, больше не отпустит. Но эти несколько часов, проведенные в одиночестве, изменили меня навсегда. Я знал, что отныне Дуньхуан связан со мной, и, что бы ни случилось, я непременно когда-нибудь вернусь сюда.
В цепочке экспедиций Дуньхуан шел сразу за Шанхаем, а после него следовал город Цзяюйгуань. Мы с Санчо - моим китайским товарищем, а также с оператором Чжан Линем решили приехать в Дуньхуан для разведки местности в сентябре 2012 года. Нам необходимо было выбрать живописное пространство с дюнами на заднем плане для сцены появления монгольских всадников. Я хотел получить этот кадр на восходе и представлял его следующим образом: еще не рассеявшаяся дымка ползет по земле, когда с первыми лучами солнца из-за горизонта вырисовывается силуэт всадника. За ним появляется второй, третий и, наконец, вместе с солнечным диском из мира теней восстает вся монгольская орда. На большом экране подобное зрелище смотрится особенно эффектно. Но для этого необходимо было разобраться с локацией, раздобыть достаточное количество всадников и где-то достать монгольскую одежду XIII века.
Благо Дуньхуан давно уже превратился в прибежище кинематографистов. В паре километрах от города была выстроена цитадель - целый городок-павильон, где проходили съемки исторических фильмов. Мы быстро нашли лошадей. Тринадцать всадников создадут сыворотку, из которой впоследствии, благодаря цифровым эффектам, появится многотысячная армия. Всего тринадцать лошадей. Каждая обошлась в 120 юаней.


В костюмерной удалось собрать из разрозненных частей тринадцать комплектов монгольской одежды с вооружением. Какие же это были восхитительные костюмы! Любой историк поднял бы нас на смех, увидев это безобразие. Но я прекрасно знал, что темный силуэт в лучах восходящего солнца прикроет все погрешности и откроет дорогу зрительскому воображению. Вместо нелепых чудищ в кроссовках он увидит настоящих воинов, скачущих навстречу славе.
На второй день мы взяли такси и попросили водителя доставить нас к краю пустыни. Еще в Пекине, на интерактивных картах я изучил близлежащие области, - восточнее Дуньхуана, где на несколько километров простирались песчаные дюны. Водитель обещал после захода солнца вернуться на то же место, где он нас высадил. Найти эту точку было не сложно. Здесь асфальтная дорога плавно переходила в песок. Вот она - зримая граница между цивилизацией и природой. Еще с детства меня интересовал вопрос - где начинается город? И вот теперь я лицезрел ответ.
Мы направились к восточным дюнам. Шли пешком, молча. Через несколько километров мобильные телефоны перестали ловить сигнал, и, хотя Санчо прихватил дорожные рации, на них нельзя было полагаться полностью, поэтому, отдаляясь друг от друга, мы всегда держали визуальный контакт. Время от времени мы останавливались, чтобы сделать контрольные снимки и зафиксировать позицию солнца относительно времени. Вдруг Санчо, хлопнув себя по лбу, опустился прямо на песок. “Вода! - сказал он. - Мы забыли взять воду!”. Засмеялся, и с горечью посмотрел на нас с Чжан Лином. Мы лишь усмехнулись в ответ. Конечно, нас не ждала гибель от обезвоживания, но провести восемь-девять часов в пустыне без капли воды было не самым приятным времяпровождением. Однако вернуться мы не могли. Надо было углубляться все дальше в пустыню, в поисках подходящей локации. Чтобы держать направление в пустыне, необходимо наметить ориентир.
Будь то определенная дюна, засохший куст или просто камень необычной формы. На линии горизонта выделялась смотровая башня - и мы нацелились на нее. Подобных башен здесь было немало. Многие их них, согласно официальным данным, были воздвигнуты еще при династии Хань. Служа контрольно-пропускными пунктами, они олицетворяли для кочевников ненавистную власть китайцев, в то же время являлись спасательными маяками для сотен путешественников.
Мы все шли и шли к башне, а она, язвительно маня, все отдалялась от нас.
Прошло более двух часов, прежде чем мы достигли ее. Кирпичное ромбовидное сооружение втрое выше человеческого роста. Небольшое оконце врезано в постройку. Задняя стена идеально сохранилась. Почти невозможно было поверить, что эти кирпичи сложены руками человека, жившего почти две тысячи лет назад. В раствор, по древнему обычаю, добавляли конский волос, и теперь ветер трепал обнажившиеся пучки. Вторая стена обрушилась и через завал можно было пройти внутрь башни. Отделенные равным расстоянием пробоины в стене подсказывали, что здесь когда-то была прилажена деревянная лестница. Теперь от нее не осталось и следа.


Позаимствовав у башни тень, мы устроили привал. Пока подкрепляли силы, я начал вспоминать очертания древних городищ прямоугольной формы, хорошо наблюдаемые из иллюминатора пассажирского самолета при подлете к Дуньхуану. Дуньхуан - последний оплот на коридоре Хэси, связывающий Восточный Китай с Си Юй [西域] - Западными землями. Как же мало известно об этом регионе! Тайны хранят вовсе не пески, а горы. За неимением подручных средств для сооружения домов, путешественники и паломники выдалбливали кельи в скальных породах. Кельи, богатые стенными росписями. Маленькие обиталища людей с большими сердцами. Эти пещеры теперь раскиданы от Кабула до Дуньхуана вдоль пути, по которому буддизм веками просачивался в Китай. Китайцы, греки, евреи, армяне, персы, индусы, согдийцы, африканцы - кого только не заносило на эти земли.
Однажды, занявший старую келью китайский монах, случайно споткнувшись, пробил тайный проход в стене. Увеличив лаз и пройдя в нишу, он увидел гору тряпичных свитков на фоне бледнеющих от глотка свежего воздуха фресок и рукописи, разлетавшиеся в прах от единственного прикосновения. Сегодня эта ниша известна под названием “Комната номер 17” в храмовом комплексе “Могао”.
Это открытие, возможно, стало одним из самых поразительных событий двадцатого века, и не удивительно, что сокровища Дуньхуана ставят в один ряд с книгами из Александрийской библиотеки. Я нисколько не сомневаюсь, что в окрестностях оазиса разбросаны еще десятки пещер, где не успел побывать современный человек. Я помню, как легко мы обнаружили две кушанские монеты в песках и одну фреску с тантрическим сюжетом. Еще в 2007 году местный городской рынок был запружен сокровищами, которые жители Дуньхуана собирали в пустыне. В одной лавке даже продавали двухсотлетнюю пушку. Однако к 2012 году большинство оригинальных находок уступили место массовым подделкам и эти товары теперь служили лишь в качестве интересных игрушек для туристов. Но почему ценные находки иногда могут долго оставаться незамеченными вблизи от города?


Позже я догадался, что всему виной могло быть движение песков, так называемое песчаное дыхание - которое подобно приливам и отливам, с течением времени может обнажать и снова скрывать различные предметы, а то и целые поселения. Так случилось, например и с некрополем Сяо Хэ, исследованным Бергманом в 1934 году. А как же захоронения в Цемо?
Пока я блуждал в воспоминаниях, Чжан Лин сделал любопытное открытие. Чуть ранее он решил в одиночку обследовать район и, пока шел, заметил наполовину ушедший в песок целлофановый пакет. Откопав его, он обнаружил шесть банок превосходного пива и несколько бутылок чистой питьевой воды. Бывший адептом буддистской веры, Чжан Лин сразу же заявил, что это сам Законодатель ниспослал нам свое благословение, чтобы дать нам возможность утолить жажду. Я был настроен более скептически, ожидая, что кто-то рано или поздно объявится за своим добром. Однако меня малость удивил тот факт, что хотя вода и пиво были, согласно сроку годности, оставлены здесь совсем недавно, тем не менее, вокруг не прослеживалось никаких признаков пребывания человека. В то время как наши собственные следы в песках, как я впоследствии заметил, окончательно растаяли лишь через неделю.


Не принимая во внимание это происшествие, мы сосредоточились на нашей цели и до наступления сумерек, наконец, нашли великолепную локацию - просторную долину девственного песка у подножия двух дюн, с извилистыми, чем-то напоминающими верблюжью спину, гребнями. Я живо представил себе на этом фоне скачущую армию Чингисхана. В роли Чингисхана мне виделся сам Санчо. Коренастый китаец из провинции Донбэй, в чьих жилах не могла не течь хоть капля монгольской крови, идеально подходил на роль грозного предводителя. Особенно я ценил его ровный, пристальный взгляд, разбавленный лукавыми морщинками вокруг глаз. Кажется, что этого китайца ничто не могло сломить. Всего десять дней назад у него родилась дочь. И что же? Вместо того, чтобы быть рядом с супругой, он бродил в пустыне, верный своему обещанию помочь мне. Его слово имеет вес. Но мне больно оттого, что по вечерам я вижу, как он тоскует по дому. На обратном пути было единогласно решено срезать путь и отклониться вправо, дабы обойти передние дюны, которые мы преодолели с большим трудом пару часов назад.
Солнце еще не скрылось, но уже поднялся предзакатный ветер. Он увлекал песчаные потоки, кружил их в воздухе сбрасывал на нас. Песчинки барабанили по алюминиевому штативу, который я нес за спиной.
Неожиданно мы очутились у широкой котловины, сплошь усеянной могильными курганами. На заднем плане, далеко-далеко, у гребня дюны Миншашань, тянулась цепочка туристического каравана. Так медленно, что, казалось, картина неподвижна, и верблюды шагали лишь по прихоти воображения. В отличие от Пекина, Шанхая и других крупных городов Китая, местные жители предпочитают не кремировать, а хоронить своих усопших. Над могилами принято поднимать архаичные постройки овальной формы. Эти курганы сделались прообразом будущих мавозлеев, трансформировавшись в восьми- двенадцатигранные купола, которые затем перешли и в христианское храмовое зодчество и далее были заимствованы исламской культурой. Где бы ни стоял остроконечный купол - корни его следует искать в степи. Наш путь лежал через некрополь. Я с любопытством рассматривал курганы. Некоторые были огорожены булыжником. Несмотря на поздний час, я не удержался и подошел ближе к одному из курганов. Сооружение было собрано из маленьких кирпичей. Из таких же кирпичей был выстроен небольшой грот с жестяной дверкой. Потянув за засов, я обнаружил небольшую нишу, где лежала пустая бутыль из-под китайской водки, спички и чан с золой, с ароматом руты.
Некоторые надгробные памятники имели более претенциозный вид с “отражающим экраном” - инби [影壁], призванным отпугнуть злых духов. Инби были искусно покрыты рельефными изображениями, но изучить их не оставалось времени. Тьма подкрадывалась по мере того, как солнце погружалось в песочную линию горизонта.


Мы вновь вышли на обратную дорогу. Вдали отчетливо виднелся городской авангард - тополиная роща. В нескольких десятках метрах от нее нас должен был ждать водитель. Мы шагали молча. Обветренное лицо и потрескавшиеся губы не позволяли сорить словами. Вскоре над пустыней опустилась настоящая ночь. Наверное, нигде время суток не сменяется так стремительно, как в пустыне. В таких местах невольно задумаешься о суете, которая заправляет городами. Слишком далеко мы ушли от природной тишины. Если бы только можно было бы приостановить это сумасшедшее движение - сделать большую передышку. Дать тишине хотя бы один день вновь править нами.
Я понимал, что нес чепуху. Но в этой чепухе таилась сама суть человеческого несчастья. Наконец, за очередным бугром показалась тополиная роща. Деревья грузно раскачивались в темноте. Таксист - невысокого роста мужчина лет сорока, увидев нас, издал радостный вопль и пустился в пляс. Он кричал, размахивал руками, топал ногами и свистел. Я, привыкший к сдержанности китайцев, был немало удивлен подобным поведением. Лишь когда мы сели в машину и вышли на городское шоссе, наш бедный водитель признался, что натерпелся в темноте немалого страха.
Он был уверен, что мы уже никогда выйдем из пустыни. Он то и дело охал и ахал, говоря о том, как же ужасно было ожидать нас в окружении могил, из-под которых, как ему чудилось, уже доносились стоны умерших.
“Хочет прибавки” - пробубнил Санчо.
Вскоре показался наш отель. Мы оставили наш скарб в гостиничном номере. Наутро выехали в Пекин, чтобы набрать группу и через неделю вновь вернуться в Дуньхуан.


Пекин, 2015
Справка Всемирной Энциклопедии Путешествий
- Коридор Хэси [Hexi Zoulang] - Цепь исторических и современных оазисов, протянувшихся вдоль небольших рек из Китайской провинции Ганьсу до Туркестана (совр. Синьцзян, часть Киргизии, Казахстана). Важный стратегический участок вдоль Шелкого пути. Неоднократно становился стратегической мишенью многих среднеазиатских завоевателей.
- Пещеры могао [Mo Gao Ku] - Расположенный в нескольких километрах от Дуньхуана древний храмовый комплекс. Один из старейших буддистских памятников Китая. Богат настенными росписями, за которыми в начале XX века вели охоту многочисленные авантюристы и профессиональные ориентилисты. Объект всемирного наследия ЮНЕСКО. Изучается международным фондом, куда входит и Россия - Dunhuang Academy.
- Фолке Бергман [Folke Bergman] - Шведский исследователь Центральной Азии, синолог. В 1934-м году обнаружил поселение бронзового века Сяо Хэ [Xiao He] около озера Лоп-нор, со следами преимущественно тохарских (не азиатских) культур.
- Цемо или Черчен
По материалом Википедии










Продолжение следует