Оставшись одни в Сиане, мы с Санчо решили выделить день для отдыха. Бродили по бывшей столице Танского Китая, любовались руинами городской стены в объятиях современного мегаполиса. Посетили парикмахерскую, где избавились от туземных шевелюр. Санчо грустил о доме и своей новорожденной дочери. Я заверил его, что после Сианя мы cможем спокойно разбрестись по домам, и пройдет несколько недель, прежде чем снова выйдем на Шелковый путь. Санчо эта идея не понравилась. Он хотел поскорее все закончить. Тем более, что приближались холода.

Прошло уже два месяца с тех пор, как мы вышли на Шелковый Путь. Хотя мы отдыхали в гостиницах, ели приличную пищу, но бремя дороги начинало сказываться на настроении. Санчо уставал от неопределенности, меня же опустошали нескончаемые съемки. Еще приходилось переживать за отснятый материал. Все, на что ушли творческие муки, денежные средства, удачные ракурсы, редкие кадры - все было доверено хрупкой карте памяти. Меня даже не могла успокоить резервная копия. Упади хоть раз рюкзак в воду, или набейся песок в аппаратуру, драгоценный материал был бы утрачен навсегда. Страх потерять фильм преследовал меня до самой премьеры, - на протяжении трех с половиной лет.

В итоге решение было принято: съемки не откладывать и двигаться дальше. Рано утром 17 октября 2012 года, пройдя через старый квартал Сианя, мы сели в попутку, которая менее, чем за час, довезла нас до мавзолея императора Гао Цзуна в Цяньлин.

Нас встретило царство тумана, влажный воздух и классический пейзаж с лесистыми холмами, меж которых затерялись элегантные пагоды. Было тихо и безлюдно. К холмам вела лестница, конец которой застрял в облаках. Сделав несколько кадров у ее подножия, мы поднялись наверх. Я опасался, что ворота на территорию мавзолея будут закрыты, и нам придется снова нарушать порядок, однако никаких ворот вовсе не оказалось. Мы свободно прошли вперед.

К главному кургану вела аллея предков, по обе стороны которой стояли изъеденные временем статуи имперских чиновников, советников, военачальников, евнухов. В камне были запечатлены и заморские дары для его величества: приземистые степные лошади с огненным взглядом из Сопо (Монголии) и страус с берегов Эфиопии, доставленный древним морским путем, который был забыт в 1433 году...

Но то, за чем мы явились, располагалось в конце аллеи, и некоторое время мы шли молча, боясь пробудить древних истуканов, из-под строгих взглядов которых хотелось поскорее выбраться. Туман вокруг нас клубился, растекался, и фигуры как будто неслышно двигались в этом мареве. Некоторые буквально тянули к нам руки, усеянные шрамами веков. Другие с почти слышимым глухим шумом поворачивали головы вслед за нами. Один из каменных всадников, внезапно возникший из тумана, чуть не проткнул Санчо своим длинным копьем. Тот чудом успел увернуться, но разорвал свою знаменитую “съемочную куртку”.

Туман вокруг парка начал постепенно редеть. Одолев еще милю, мы наконец уткнулись в ряд новых терракотовых статуй. В отличие от других изваяний в мавзолее, эти сохранили идеальные пропорции человека. Детали костюмов, вооружение, искусно выполненные мастером, удивляли своей правдоподобностью. Без труда можно узнать тюркского военачальника. С широкими лацканами, точно пришелец из XIX века, стоит согдиец. Вот монгольский эмиссар с луком и каменными стрелами, которые никогда не поразят цель.

Шестьдесят одна статуя иностранных послов - по шесть рядов с западной и восточной сторон выстроились в ровные шеренги. И, хотя каждый из шестидесяти одного истукана олицетворял свое родное царство из той пестроты азиатских государств, которыми было богато средневековье, у всех прослеживалась общая черта. Все изваяния были обезглавлены. Лишь три статуи сберегли подбородки, а одному посчастливилось сохранить глаз. У остальных же была перебита шея, разбита голова. Кто-то потратил немало сил, стараясь обезличить камень. По утверждению местного гида (чей рассказ мы подслушали позже), головы иностранцев были уничтожены, дабы те не смели тревожить дух императора.

Это архаичное преступление нуждалось в более серьезном расследовании. Скорее всего, речь шла о прискорбном эдикте 845 года, когда все иностранное, включая религии, в Китае было запрещено. Этот эдикт живет негласно и поныне. Никогда больше Поднебесная не переживала такого расцвета, как в славные времена династии Тан. Никогда искусство и наука не взлетали столь высоко, подхваченные идеями многонационального общества, как в первые два десятилетия правления императора Тай-цзуна. Бумага, военный порох, фарфор, классическая живопись, поэзия - были рождены именно в этом мире.

Мы ходили меж безголовых статуй, бережно обнимали их за плечи, точно извиняясь за беспокойство, и внимательно читали полустертые эпитафии. Я надеялся отыскать имя Пероза - принца Сасанидской Персии.

Годом ранее, в Шанхайской библиотеке мне в руки попалась статья из энциклопедии “Ираника”. В ней говорилось о событиях, когда-то теснее прижавших Иран к Китаю. Трагическая судьба принца Персии так сильно потрясала мое воображение, что я незамедлительно включил его историю в структуру фильма. Если и существовал когда-то эпический сказ об осиротевшем правителе, изгнанном из родного дома, то, несомненно, она рассказывала о судьбе Пероза - последнего персидского шаха. Все началось в году 642-м нашей эры, когда пал Ктесифон - столица Сасанидов.

Полчища арабов-мусульман устремились на восток, неся на устах имя нового бога. Царь Яздигерд III, бежавший от преследования, укрылся по дороге в одной деревне и был убит обычным мельником (какая поразительная параллель сводит судьбу Яздигерда с Дарием!). Сын Яздигерда, Пероз, нашел пристанище у императора Китая - Гао Цзуна. Родная сестра Пероза числилась среди дворцовых наложниц, и, воспользовавшись женскими чарами, убедила китайского императора выделить для своего брата войска с целью отомстить арабам.            

Более тридцати лет со своим союзником, царем Хорезма, Пероз носился по землям Центральной Азии, сражаясь с мусульманами. Откуда мог он знать, что китайский император, уже изрядно подуставший от расточительных войн, разделил кубок мира с арабами за его спиной, тем самым открыв третью главу в истории Шелкового пути. И когда потрясенному принцу стало об этом известно, было уже слишком поздно... Чтобы Пероз вдруг не взбунтовался, Гао Цзун даровал ему звание генерала армии Западного крыла и выделил провинцию рядом с Чан’ан-ом. Теперь император мог следить за неспокойным принцем. Земли же эти получили название Си Ван Цун - Деревня Западного Царя.

Проходили годы. На склоне лет Пероз осознал, что больше не суждено ему увидеть родной дом. Он умер в окружении горстки доверенных лиц на чужбине, так никогда и не вернувшись в родную Персию.

Эти сведения ускользнули от внимания западных исследователей и были практически неизвестны вплоть до конца XX века. Не мудрено - ведь единственные два источника о жизни Пероза уцелели только в китайских хрониках Тан Шу. Теперь, в мавзолее Цяньлин, мы с Санчо пытались отыскать безголовую статую Пероза. Почти все изваяния хранили молчание. Лишь на некоторых постаментах статуй были надписи - имена и звания. Однако среди них было немало принцев. Поэтому особенно трудно приходилось искать иероглифы “Bilusi”, как его называли китайцы. Был полдень, когда, наконец, из-за дальнего ряда статуй раздался радостный возглас Санчо. Безголовый истукан стоял, скрестив руки в позе покорности. Чтобы знать наверняка, мы сняли карандашом оттиск иероглифов со спины и нанесли его на папиросную бумагу. Теперь имя Пероза предстало перед нами во всей красе.       

Так как парк все больше наполнялся посетителями, которые то и дело норовили ворваться в кадр, мы решили не медлить со съемками. Мелькали туристические группы, возглавляемые гидами в красных кепках и с крохотными флажками в руках. Эти любопытствующие отряды шли нескончаемым потоком. Некоторые пытались подкупить нас широкой улыбкой и уговаривали сфотографироваться с ними. Видимо, всему виной был щедрый слой пыли, который лежал на мне и Санчо. В конце концов, мы попрощались с Перозом, собрали вещи и приготовились штурмовать императорский мавзолей - громадную пирамиду, сплошь заросшую лесом. Подъем занял около часа. Дойдя до верха, мы, наконец, ощутили сильнейшую усталость.

- Что дальше? - спросил Санчо, удобно устроившись на траве.
- Переночуем здесь и утром постараемся найти деревню Си Ван Цуан. По плану у нас еще два дня в Сиане.

Моя уверенность в правдивости легенды подкреплялась случайной находкой в интернете. Однажды я выудил из частного сайта переписку между китайским студентом из Сианя и экспертом по истории Армении из городка Фресно. В своих письмах молодой китаец рассказывал профессору, что неподалеку от места, где он родился, лежало древнее персидское кладбище, причем на некоторых надгробиях были эпитафии на армянском языке. Он также уверял, что “Деревня Западного Царя” существовала на самом деле, и что до сих пор это поселение расположено в паре километрах от современного Сианя. Необычный разговор произошел в 2002-м году. Мои настырные попытки связаться с авторами писем ни к чему не привели.

Таким образом, я решил своими силами проверить - действительно ли рядом с современным Сианем сохранилось древнее поселение с многообещающим названием: Си Ван Цуан. Человеческое любопытство утоляло голод тысячи лет, и даже не начало насыщаться. Теперь эта жажда завладела и мной. Я подошел к краю обрыва. Там, где-то там - в море зелени прячется от мира Си Ван Цуан.

- Что-нибудь видишь, Лео? - Санчо встал рядом.
- Я вижу только груди императрицы, - ответил он, указав рукой на два небольших бугорка на вершине холмов позади аллеи предков.
Бугорки на горизонте - оборонительное сооружение имперского гарнизона. А оригинальное название получили от местных жителей. Раз столь долгое время честь императрицы не подвергалось сомнению, я твердо убедился, что нам повезет - и мы непременно отыщем Си Ван Цуан - Деревню Западного Царя...

Пекин, 2016

Справка Всемирной Энциклопедии Путешествий

• ...был забыт в 1433 году - речь идет о последнем путешествии знаменитого китайского мореплавателя Чжен Хэ [郑和], флот которого превосходил любую военную и торговую флотилию Европы. После акта о политики самоизоляции - Морского Запрета [海禁], принятого в минском Китае, весь государственный флот из более, чем шестисот судов, был уничтожен, карты сожжены, а торговые пути преданы забвению.
• Тан Шу [Jiu Tangshu 945] и [Xin Tangshu 1060] - Китайская хроника династии Тан, соответственно “Старая история Тан” и “Новая История Тан”. С небольшой разницей обе хроники приводят историю принца Пероза и его сына Нарсе в Китае. На русский язык хроника не переводились.
• Эдикт 845 года - инициированный императором У-цзуном указ преследовал цель обогатить казну путем конфискации храмового имущества и лишить иностранцев политической силы в стране. Немалую роль в подписании эдикта сыграло также недавнее восстание генерала Ань Лушаня, этнического согдийца.
• Груди императрицы (Nai Tou Shan) [奶头山] - легенда весьма популярна среди жителей Сианя даже сегодня.