Горный массив Мунку–Сасан долго не привлекал внимания спортивных туристов ввиду того, что находится южнее (около 25 км по прямой) от долины реки Тессы (Тиссы) и озера Дозор–Нур, несколько в стороне от «проторенных» маршрутов вдоль и по долине реки к Као–Хему (Ка–Хему) и Билину, а также к Бий–Хему и пику Топографов. Некоторые авторы, не бывавшие на северных склонах горы, не предполагали, что этот горный узел имеет все критерии для серьёзного восхождения с северного, восточного его гребней, а также северо–восточного ребра, поэтому писали в своих комментариях к отчётам и путеводителям, что с точки зрения альпийской складчатости, бассейн реки Тессы не представляет интереса. Как такие «замастерившиеся» горовосходители ошибались… По долине реки Тессы ранее нами был пройден не один маршрут, - как по правому её берегу, так и по левому, но ни разу до 1986 года нам не доводилось проходить близко к подножию горы Мунку–Сасан.

Эта гора казалась нам таинственной; в отчётах областного турклуба необходимой информации не было, и это тоже было одной из причин, по которым путешествие к заветной горе откладывалось. Наконец, мы решились идти к Мунку–Сасан в августе 1986 года, чтобы совершить восхождение и смести паутину неизвестности, пусть даже только для себя.

Готовиться стали за полгода; искали необходимую картографию, копировали её, любые данные об этой горе; тренировались на скалах исетских берегов, много раз проходили различными экипажами во всяких вариантах порог «Буркан» (жаргонное название - «Ревун») так как путешествие предстояло комбинированное; как во многих случаях – пеше–горно–водное, ибо после восхождения намечался сплав по реке Тессе от озера Шутхулай–Нур и по Оке (Ахе) через каньон Орха–Бом до населённых пунктов с дальнейшим «добирательством» к городу Зима.

Сформировался состав группы, в неё вошли люди из группы моего отца и он сам, а также члены моего окружения, причём все хорошо друг друга знали, вместе были неоднократно в серьёзных путешествиях, вместе выступали на туристских слётах и соревнованиях.

Горного снаряжения готовилось не много, только на связку из 3–х человек; верёвка основная, страховочные системы и карабины, ибо мы рассчитывали на техническую сложность горы не выше альпинистской «двойки» без индекса «Б», надеялись, что крючьевая страховка не понадобится. На всякий случай я решил всё же не испытывать судьбу и взять пару скальных универсальных крючьев. Интуиция не подвела, именно пара крючьев впоследствии на самом восхождении и пригодилась. Распределили «портфели». Общее и техническое руководство путешествием досталось нам с отцом. Завхозом был назначен Александр Березин («подполковник Березян») ввиду его поварского образования и призвания готовить из «практически ничего» деликатесы. К тому же Александр отлично и быстро «ходил» свободным лазанием по отвесным скалам и обладал и силой, и выносливостью.

Ответственным за снаряжение стал Николай Прокопьев – интеллектуальный, очень спокойный человек. Он окончил химфак Уральского университета, являлся одним из разработчиков химсостава обшивки корабля многоразового использования «Буран». Коля вместе с активистами турсекции конструировал образцы снаряжения и делал катамараны. Наиболее удачным оказался катамаран с уплощёнными многосекционными понтонами. Несмотря на то, что для Николая это была первая «пятёрка», он для неё обладал опытом, что называется, с лихвой. (После этой экспедиции Николай прошёл ещё несколько «пятёрок», и даже «шестёрок», одна из них - сплав по Казыру и Кизиру. После распада СССР Николай некоторое время жил в Казахстане, затем вернулся на своё предприятие и вновь работал по специальности, однако выполнял работу, по его словам, уже неинтересную, сильно переживал от того. 11.11.2011 г., Николай ушёл из этой жизни).

Заместителем по всем вопросам был, как обычно, многоопытный, выносливый, компетентный во всех экспедиционных вопросах Станислав Шептицкий, который никогда не пасовал в критических ситуациях, обладал исключительным чувством юмора.

В состав группы был включён и Виталий Крохин, участник путешествия высшей категории в Приморье, Приполярном Урале, техничный горовосходитель, который в начале семидесятых занял второе место по Союзу в соревнованиях по скалолазанию. Естественно, Виталий безоговорочно претендовал и на вхождение в состав штурмовой группы. Кроме того, Виталий являлся и весьма незаурядным «штатным» рыбаком группы, умел поймать рыбу в тех местах, где она практически и не водится…

Ещё одним участником этого путешествии стал «афганец» Виктор Заостровский («Морозова»), который участвовал в сложных сплавах по Сорбо–Кафирнигану (Юго–Западный Памир) и по Чуе–Урсул–Катуни (Горный Алтай). «Морозова» обладал запредельным юмором, выходящим порой за все возможные нормативные рамки, но это ему всегда прощалось, потому, что он нёс рюкзак за 1,5 человека и при этом не возмущался.

Немного о моём отце. Из всех участников экспедиции мой отец, Анатолий Степанович, обладал наибольшим опытом сложных и комбинированных путешествий в различных районах СССР, был призёром и на первых всероссийских спортивных туристских соревнованиях, неоднократно был капитаном команды, которая становилась победителем. Отец любил Восточные Саяны, его группа впервые прошла Бий–Хем (Большой Енисей) с верховий на деревянном плоту (до сих пор это высшая, 6–я, категория сложности). Отец впервые взошёл на скалистый Ложный Юго–Восточный пик в системе горного узла пика Топографов в июле 1959 года, сделал много первопрохождений маршрутов в разное время года в различных регионах. Всего не перечислить…

Я, конечно, очень хотел пройти этот маршрут вместе с отцом, т.к. очень редко наши пути шли в одном направлении. Обычно у нас были разные группы, с которыми мы совершали маршруты, но… Я вначале был против его участия в этом путешествии по той причине, что годом раньше, в мае 1985-го, он перенёс инфаркт, и я не безосновательно переживал за него. Однако отец всё же вошёл в группу, - он был не таким, как все, и я не пожалел о принятом решении. Но то, что я настоял (по упомянутой уже выше причине) на том, чтобы отец не был включён в штурмовую группу на вершину Мунку–Сасан, я до сих пор жалею. Он был самым достойным и для этого… Он сделал всё возможное, чтобы мы одолели и эту вершину.

И вот, после 3–х суточного ожидания лётной погоды на Кыренском аэродроме, АН–2 набрал высоту и вскоре уже шёл над верховьями долины Иркута. Из кабины пилота можно было любоваться прекрасными горными пейзажами пиков Тункинских Гольцов, а вскоре и горной системы Мунхэ–Саган–Сардык, труднодоступными скалистыми пиками горного узла пика Пограничный. Между тем, вскоре «Аннушка» перевалила и через водораздельный перевал между долинами Иркута и Оки (Ахи) и стала плавно идти на снижение. Под нами проплыл посёлок Улан–Ока, под которым река сильно петляла, наконец, впереди показался и посёлок Орлик, а минут через пять полёта после этого, самолёт коснулся колёсами травянистого лётного поля аэродрома.

В районном центре Орлик переправа на левый берег Оки не предусмотрена; нет ни моста, ни парома, поэтому пришлось собирать один из наших двух катамаранов для переправы на левый берег и небольшого сплава до устья крупного притока – Тессы (Тиссы). Поздним вечером на левом берегу Оки загорелся костёр на первом биваке нашего маршрута.

Чтобы добраться к подножию горного узла Мунку–Сасан, сначала надо подниматься вверх, по долине реки Тессы, вдоль правого берега до нижнего берега озера Дозор–Нур. На этом участке, вверх по долине, проложена конная тропа сначала в правобережный небольшой посёлок – Балакта, где «населёнка» заканчивается. Однако тропа ведёт вверх, дальше, по долине реки, до берегов большого глубокого озера Шутхулай–Нур. На этом отрезке приходится преодолевать и болота, и разводья, и форсировать вброд мощный приток Тессы – Сархой.

Конечно, намного проще двигаться по левобережной торной конной тропе, идущей вверх по долине до самого перевала Сарикта–Гол–Дабан. По ней, в основном, и забрасываются группы водников к традиционному стандартному, но красивому сплаву по маршруту: Билин–Кызыл–Хем. Однако рациональным путём в нашем случае явился маршрут по правому берегу, ибо в противном случае нужно было бы терять время и силы на переправу через Тессу вблизи устья Саган–Гола.

Долина низовий Тессы и среднего её течения очень живописна, можно за много километров увидеть на противоположном её берегу огромный Дабатинский водопад, падающий главным каскадом со скальной стены более, чем на 100 метров. На тропе время от времени появляются следы хозяина тайги, который из врождённого любопытства и хищнического инстинкта наблюдает где–нибудь из укрытия за путешествующими гостями. В долине множество базидиальных съедобных грибов: белые, подосиновики, подберёзовики, маслята, еловики, сыроежки. Местные жители их не едят, предпочитают мясо и рыбу.

В болотистых низинах, напротив распадков с притоками, попадает много голубики. Мощный полноводный приток – Сархой сложен для переправы и пригоден для спортивного сплава на катамаранах, однако требует разведки, т.к. имеет серьёзные препятствия в каньоне и ждёт, как и правые притоки Тессы, Саган–Гол, Хорин–Гол и Зун–Обо–Гол своих первопроходцев. На последнем десятке километров перед Саган–Голом приходится преодолевать многочисленные разводья рукавов и притоков–ручьёв, длительно передвигаться по воде. После этих разводий тропа спускается к Саган–Голу вблизи его устья. Переправиться на левый берег Саган–Гола несложно вброд, в малую воду. В двух километрах от переправы через Саган–Гол - красивое озеро Дозор–Нур. Здесь водится множество рыбы, среди которой обитает и белорыбица. На живописных берегах озера целесообразно перед выходом к горному узлу, вверх по долине реки Саган–Гол, делать днёвку для того, чтобы набраться сил, и для созерцания красивейшей акватории.

Двигаясь вверх, по долине Саган–Гола, по совершенно не торной, переходящей в зверовую, тропе, путешественник вскоре понимает, что попадает совершенно в другие условия, чем в долине реки Тессы. Рельеф и все ландшафты становятся чисто альпийского характера; река вскоре стискивается в глубоком каньоне с отвесными скалистыми берегами. Сверху видны мощные пороги, особенно напротив горного массива Дозорой–Урда–Хирписс (2441), где приходится буквально траверсировать его крутые склоны, пересекать траверсом крутые кулуары, некоторые из которых летом камнеопасны, а в зимний период и крайне лавиноопасны.

Выше по долине Саган–Гола массива Дозорой–Урда–Хирписс - крутой траверс склона заканчивается и зверовая тропа спускается к распадку. Здесь протекает безымянный крупный ручей – левый приток Саган–Гола, берущий своё начало между горными массивами Дозорой–Урда–Хирписс и безымянной двуглавой вершиной, расположенной южнее в меридианальном направлении в сторону вершины Мунку–Сасан. Ручей начинается под самым перевалом–водоразделом между долинами Саган–Гол и Хорин–Гол.

Мы избрали вариант восхождения на Мунку–Сасан с севера. Именно поэтому поднялись вверх по ручью, выйдя на водораздельный перевал. Путь оказался рациональным, так как со склонов двуглавой вершины мы увидели и северные склоны вершины Мунку–Сасан во всей её красе, оценив возможный вариант восхождения с выходом на северный гребень, или северо–восточное ребро.

В верховьях ручья Мунку–Сасан разбили лагерь, из которого штурмовой группе можно было выходить на восхождение. Из лагеря были видны ниши в скалах, вверху, по левому берегу ручья, где Виталий Крохин решил найти мумиё. Попытка увенчалась успехом.  

Выше границы кустарниковой растительности в пойме этого ручья произрастает в большом количестве мак голостебельный (причём этот его подвид явно не изучен), венчик – ярко-жёлтого цвета фотосферы Солнца.

Утром следующего дня штурмовая группа в составе Виталия Крохина, Станислава Шептицкого и автора этих строк вышла к началу северного гребня горы. До самого подножия гребня нас сопровождал мой отец с Виктором Заостровским («Морозовой») – группа наблюдения и подстраховки. После удачного восхождения группы они рассказывали нам, что в бинокль наблюдали крошечные точки на гребне, пока мы не скрылись за перегибом жандарма. А затем - гонялись за изюбром, чтобы сфотографировать рогатого исполина, который случайно набрёл на них.

Гребень всё сужался по мере подъёма и, наконец, уткнулся в жандарм. Движение в лоб по нему вверх - сложно и требует постоянной крючьевой страховки, поэтому нецелесообразно. Связываемся под жандармом. Я страхую, ведущим на траверс жандарма вышел Крохин, Стас - замыкающий. Сначала траверс осуществляем с восточной стороны жандарма, затем, после того как его обходим, – выходим на траверс гребня с западной стороны. При этом приходится пересекать верховья камнепадоопасного кулуара с восточной стороны. На этом участке и пригодились два скальных крюка, о которых я говорил в начале этой статьи, - один раз - для страховки, другой раз - для навешивания верёвочных перил.

Наконец, гребень выполаживается, выходим на предвершинное плечо вершины, с которого видна эффектная снежная вершина 2730, соединённая гребнем с главной вершиной Мунку–Сасана. Ещё бросок вверх и… неожиданно выходим на обширную вершинную террасу, плавно спускающуюся на юг к огибающему массив с юга верховью Саган–Гола. Да, Саган–Гол поворачивает под углом 90 градусов с меридианального направления на запад, где он и начинается, под водораздельным перевалом Обо–Гол, ведущему к верховьям Зун–Обо–Гол.

Восхождение с юга не имеет альпинистской сложности, но мы не разочарованы, так как поднимались с севера, где необходима крючьевая страховка и вершина очень красива. Вариант нашего восхождения – маршрут примерно 1Б–2А альпинистской сложности и 2Б в зимний период года. Также возможен вариант восхождения по Северо–Восточному ребру со сложностью 2Б и вариант восхождения с траверсом вершины 2730 в сторону вершины Мунку–Сасан по восточному гребню, равняющемуся по сложности – 2А–2Б.

Без труда мы находим на вершине тур, снимаем записку «прибалтов», совершивших восхождение с юга, по склону, без альпинистских «фокусов», по обычному варианту. Возможно наш вариант восхождения и первый. Но это уже не важно. Фотографируемся, пускаем ракету, но она скрывается в облаке, поэтому наши наблюдатели её не видели. Безусловно отец с гарантией осилил бы и этот подъём, ибо на гребне он гонялся за изюбром, а это под силу лишь очень крепкому и здоровому человеку (кстати, домой из этого путешествия он вернулся значительно поздоровевшим).

Ещё в Орлике буряты говорили нам, что подниматься на эту гору нам непозволительно, ибо если кто на неё поднимется, то «Там, Наверху» прогневаются и будет катаклизм. Ну, или погода по крайней мере испортится, а это крайне нежелательно во время сенокоса, ведь в этот период в районе даже действует «сухой закон». Предсказание оказалось точным: после спуска группы с вершины погода стала хмуриться. Каждый из нас вспоминал слова бурятов, когда на следующий день мы почти бежали в ливень вниз, по долине Саган–Гола, а грозовые раскаты и молнии били по близлежащим скалам и высоткам, и по сухим в ясную погоду кулуарам сплошным грязевым потоком неслась бешеная струя, сметая всё, что попадается на пути.

Массив Дозорой–Урда–Хирписс страверсировали по северным склонам, взяв азимут к западному берегу озера Дозор–Нур. Спустившись к берегу, мы увидели, что недавно здесь сошёл сель и часть потока его выплеснулась на северо–западный берег озера. Со стихией шутить не стоит, надо максимально учитывать всё, что с ней связано!

Озеро - глубоченное, овеянное легендами о водящемся в его глубинах монстре (драконе). Не случано тропа на левом, северном, берегу, идёт вверх не по берегу, а поднимается вверх, подальше от его берега, на перевал Мухай–Жутел–Дабан. (Это озеро мы проплывали на плоту в 1979 году, при сплаве по реке Тесса и, когда находились посередине озера, Стас Шептицкий, закидывая спиннинг, не смог достать дна новой стометровой лесой, такие у озера глубины!).

На восточном берегу Шутхулай–Нур, вблизи того места, где река вытекает из озера, мы разбили лагерь. Перипетии первой части маршрута окочены. Предстоял сплав на двух катамаранах: сначала по реке Тесса, а потом и по Оке, через грандиозный многокилометровый каньон – Орха–Бом.

Остались фотографии, не оцифрованный фильм, и яркие впечатления на всю жизнь, главным в которых стал Мунку–Сасан – священная гора за Саган–Голом.