С началом работы на ЛЭП мы стали ездить от Буи до Кумаси и обратно не кратчайшей дорогой (той, где я гнался за пэйвуман), а через Суньяни, чтобы навестить там наших ребят, что-нибудь привезти, отвезти, обсудить, согласовать… Но однажды довелось снова проехать по более короткой дороге из Кумаси в Буи. Помимо шофера-ганца в кабине сидели топограф Слава Дьяконов и его жена Люда, а в пустом кузове стоял, опершись о крышу кабины, я. Дорога была хорошо знакомой, смотреть по сторонам было не на что, и я предавался физическому наслаждению от ощущения прохладной поверхности крыши.

Уже который раз я пытался найти объяснение таинственному физическому явлению. Почему горячий встречный ветер существенно понижает температуру железной крыши? Я мог понять, почему этот ветер холодит мою кожу: он усиливает испарения с нее, а где испарение, там снижение температуры. Но крыша-то не потела! А держать голые ладони прижатыми к ней было приятно. Дорога могла занять довольно много часов. На дне кузова лежал брезент: возможно, в нем придется спать на ходу. Приближался вечер. Мы выехали на недавно отремонтированный отрезок дороги и увеличили скорость. Машин на дороге почти не было.

Похоже, дорожники поработали здесь на славу. Многие участки были спрямлены, между холмами дорога была поднята на насыпи, а само полотно было сработано с высочайшим качеством, какого в Союзе я, пожалуй, никогда не видел. Общее прекрасное впечатление портило только зрелище развороченного леса по сторонам дороги. В этих болотистых дебрях существовала опасность укуса мухи цеце, и поэтому вдоль хороших дорог растительность вырубалась метров на пятьдесят с каждой стороны. Конечно, в конце концов деревья просыхали до нужной кондиции, и их утаскивали. Куда-то девали пни, вывороченные глыбы латерита… Но сейчас, когда даже разметка еще не была нанесена, территория вдоль дороги представляла собой жутковатое зрелище. Уж лучше дикие джунгли.

Проехали мимо лагеря дорожных строителей. Он состоял из одного старого бунгало и множества домиков-вагончиков, а вокруг – грузовики-самосвалы, какая-то дорожная техника, выкрашенная в желтый цвет, с огромными черными надписями «CATERPILLAR». Ходили люди, дымились жаровни, где рабочие готовили ужин. Солнце уже зашло за лес. Скоро оно пересечет невидимый горизонт, потом - полчаса сумерек, и наступит непроглядная ночь. Тем, кто томился от жары в кабине, станет лучше, чем мне, и я начал поглядывать на брезент, прикидывая, как бы мне организовать свой ночлег.

Вдруг я почувствовал что-то неладное: резко изменились тембр звука мотора и характер вибрации. Я поднял голову и увидел, что дорога плавной дугой уходила вправо, а машина неслась по касательной прямо! Прямо на глыбы, пни, холмы развороченной бульдозерами земли… Дорога здесь шла по насыпи метра три высотой, и грузовик неминуемо должен был опрокинуться на левый борт. Этот борт был ко мне ближе, но прыгнуть с него означало быть раздавленным грузовиком, если, конечно, еще до этого не разлетишься от удара о камни и пни. А до правого борта было шага три, и времени, чтобы сделать их, у меня уже не было. И я просто вцепился в деревянный поручень на переднем борту кузова. Снизу раздался сильнейший удар и скрежет, и я понял, что машина уже не летит, а едет, продираясь и тараня все на своем пути. Я опять прикинул, не выпрыгнуть ли, но за бортом мелькало такое, что по сравнению с ним готовый слететь с машины кузов казался островком безопасности. Машина врезалась в кучу земли, рванулась по ней вверх и остановилась, сев на брюхо. Я спружинил руками, и меня не очень сильно ударило о передний борт. Все это заняло секунд десять. Я спрыгнул вниз. Вышел мгновенно посеревший шофер. Вышла улыбающаяся Люда, а за ней Слава.

- Вот это да! – сказала Люда и вдруг хлопнулась в обморок, Слава едва успел ее подхватить.

Мы усадили ее на подножку кабины, а она стекала с нее, как тесто. Я стал ее придерживать, а Слава – хлопать по щекам. Через некоторое время она открыла глаза и возмутилась:

- Что ты делаешь?!
- У тебя был обморок.
- Да ты что!

Но потом она как-то сразу успокоилась, начала моргать глазами и озираться по сторонам. А мы принялись исследовать повреждения. Причину аварии нашли сразу. Левый поворотный узел крепился к раме плоским треугольным фланцем, по углам которого были просверлены отверстия. Через них проходили болты-шпильки, ввинченные в специальные утолщения на раме. Этот-то треугольник вместе со всем поворотным узлом полностью оторвался, колесо повернулось, куда само сочло нужным, и случилось то, что случилось.

Мы исследовали место крепления. В быстро надвигающихся сумерках мы обнаружили, что одно отверстие успело покрыться старой грязью: значит, болта там уже давно не было. На стенках другого отверстия мы увидели риски: этот болт был неплотно закручен и ёрзал в отверстии. Вся конструкция фактически держалась на третьем болте, который не выдержал нагрузок и сломался. Его обломок мы подняли тут же из пыли. Таких болтов у нас с собой, естественно, не было, да и выбраться на дорогу самостоятельно даже у исправного грузовика не было никаких шансов. Надо было что-то предпринимать: темнело буквально на глазах. Вспомнили о лагере дорожников, мимо которого мы проехали минут за десять до происшествия. Помощь можно было получить только оттуда. Дорога оставалась совершенно пустынной.

Не возникало ни вопросов, ни сомнений – кому идти за помощью. Должен был идти я. Такова планида полевого переводчика. Последний взгляд на место поломки, болт – в карман, и я полез по насыпи вверх на дорогу. Обратил внимание, какими легкими были следы наших колес на откосе. Это значит, что машина фактически не съехала, а слетела, спрыгнула, почти не касаясь его поверхности. Если бы скорость была меньшей, мы бы начали кувыркаться через левый борт. Что бы тогда от меня осталось, - трудно представить. Да не очень-то и хотелось. Я быстро шел по шоссе, но темнота наступала еще быстрее. Фонарика не было, и мне начала грозить опасность напороться в темноте на змею, выползшую погреться на теплое дорожное полотно. На мне были легкие брюки и старые длинноносые итальянские туфли.

Такое обмундирование не смогло бы защитить от удара габоники с головой в мужской кулак и ядовитыми зубами по четыре сантиметра длиной. Я очень жалел, что на мне нет брезентовых сапог, в которых обычно работал в лесу. Я лихорадочно соображал, что делать. В голову не пришло ничего лучше, чем найти палку и толкать ее перед собой в качестве «змееочистителя». Мне повезло: палка нашлась сразу же, как только я спустился для этого с дороги на развороченную полосу. Из ближайшей кучи земли торчало что-то вроде буквы "Т". Я ухватился за нее, молясь всем богам, чтобы мне удалось ее выдернуть.

Удалось! Длинная ножка Т была засыпана совсем не глубоко. Правда, обретенное орудие было довольно тяжелым: шляпка Т была бревнышком длиной с полметра и диаметром сантиметров восемь. А ножка – то ли ветка, то ли корень, - в темноте не различить – имела длину около трех метров и диаметр сантиметров пять у шляпки и около трех на противоположном конце.

Я опустил «змееочиститель» шляпкой на дорогу и начал толкать его впереди себя, держась за конец ножки Т. Раздалось громкое шуршание, и это меня порадовало: распугает всех змей. Кроме габоник. Но в этом случае шляпка упрется в ее тело на расстоянии около трех метров от меня, что вполне безопасно - габоника не плюется, а дальше – посмотрим. За безопасность пришлось расплачиваться резким падением скорости движения, и все-таки я считал, что выбрал правильный компромисс: лучше добраться до цели позже, но живым. Вспомнил слоганы, иногда встречавшиеся на ганских машинах:

«Better be late, Mr.X, than the Late Mr.X» (Лучше опоздать, мистер Х, чем быть покойным мистером Х). Тем более что оставшимся в грузовике ничего непосредственно не угрожало.

Наступила полная темнота. На небе были только звезды. Луны не было видно. Разметка еще не была нанесена (а она могла бы как-то просматриваться в темноте и служить ориентиром). Единственным, очень приблизительным, ориентиром служила мне прорубленная для дороги просека в лесу, края которой смутно прорисовывались на звездном небе. Я держал курс прямо на середину просеки, но несколько раз все-таки как-то оказывался на краю асфальтового полотна. Быстро устали руки, да и ноги тоже. То, что грузовик пролетел минут за десять, мне пришлось преодолевать больше двух часов.

Наконец дошел до освещенной площадки у лагеря дорожников и с облегчением уронил «змееочиститель». Подошел к первому попавшемуся негру, сказал, что нам нужна помощь и попросил проводить меня к начальству. Рабочий с изумлением уставился на меня и молча проводил в то самое единственное бунгало, которое я заметил еще при дневном свете. На террасе за столом, заваленным бумагами, сидел при свете лампы европеец. Я представился. Он тоже, но его имя показалось мне неразборчивым и каким-то «национально не идентифицируемым». Я изложил ситуацию. Удивление на его лице сменилось собранностью и деловитостью. Он подробно расспросил о поломке, а я нарисовал поврежденный узел и показал обломок болта. Пока мы уточняли детали, он вызвал какого-то негра, похоже, инженера-механика, и мы втроем еще раз быстро и детально прошлись по моему рисунку. Уточнили крутизну и высоту насыпи, место аварии, не повреждены ли радиатор и поддон картера… Инженер взял болт и быстро ушел. Теперь начальник вызвал шофера тяжелого самосвала и водителя автокрана. Явился первый из них, и европеец кратко изложил задание: немедленно ехать в такое-то место с толстым тросом и т.д.

- Маста, я так устал… Уже поздно…
Хрясь, и от удара в челюсть негр отлетел метра на полтора.
 - Да, конечно, сэр. Сию секунду! – и исчез.

Пришел второй, выслушал и тоже стал канючить. Европеец выдвинул тот же аргумент, но с другой стороны, и негр сразу же признал его весомость. Я сидел на террасе в кресле. Ноги и руки гудели от усталости. Услышав рев отъезжающих тяжелых машин, вскочил, сказал, что мне надо ехать с ними, но европеец ответил:

- Незачем. Все ясно. Отдыхайте. Сами найдут и сделают, что надо.

Он пояснил, что у них таких метрических болтов нет, но поврежденный узел закрепят несколько иначе - болтами меньшего диаметра с гайками - и доставят грузовик сюда – своим ходом или на буксире, а завтра при дневном свете постараются отремонтировать по-настоящему. А на дорогу грузовик либо втащит на буксире самосвал, либо поднимет автокран. Автопроцессия вернулась часа через полтора. Наш грузовик шел своим ходом, хотя и с малой скоростью.

Продолжение следует